Пришедшие с мечом - стр. 33
– Мы покроем себя славой на глазах у всего мира, завоевав в три месяца две величайшие северные столицы!
– Он хочет погубить нас всех до единого!
Фраза, произнесенная шепотом одновременно с восклицанием Наполеона, всё же перекрыла хриплый голос императора. Тот резко обернулся, переводя свои близорукие глаза с одного размытого пятна на другое и пытаясь определить, кому принадлежал шепот. Коленкур решился:
– Сир, если вашему величеству было угодно собрать нас здесь в этот час, чтобы выслушать наше мнение, я позволю себе заметить, что начинать новую кампанию накануне зимы с уставшей, голодной армией и с неприятелем в тылу было бы крайне неосторожно…
– Что вы меня пугаете вашей зимой? – Наполеон сделал сердитый жест рукой. – В Фонтенбло в эту пору бывает холоднее, чем здесь! В Польскую кампанию нас не испугали ни снег, ни слякоть; мы разбили русских и сделаем это снова!
Наткнувшись опять на стену из молчания, он усталым голосом велел всем удалиться.
Через несколько часов император вызвал к себе одного Коленкура. Стоя лицом к окну, со сцепленными за спиной руками, он ровным тоном просил бывшего посланника в России отправиться к царю и обсудить с ним условия, на которых тот согласится заключить мир. Арман услышал стук своего сердца. Понимая, что окончательно губит себя, обер-шталмейстер всё же возразил, что это бесполезно: император Александр не желает говорить о мире, две предыдущие попытки не удались, третья лишь даст русским понять, что французы находятся в затруднительном положении, и поощрит их выставить свои условия.
– Хорошо, – отрывисто сказал Наполеон, не оборачиваясь, – я пошлю Лористона.
Нет, нет и нет! Бенкендорф не станет исполнять роль палача и не позволит честному генералу Винцингероде обагрить свои руки в крови невиновных. Какая подлость! Гнусность! Покинуть свою живую собственность вместе с недвижимостью, спасаясь от опасности, а теперь обвинять ее в измене!
Отряд Винцингероде разросся до «обсервационного корпуса», наблюдавшего за движениями французов в Тверской губернии; Волоколамский уезд барон доверил Бенкендорфу. Саша прекрасно помнил, как вел туда отряд в середине сентября, готовясь вступить в сражение с неприятельской колонной, однако увеличившиеся от страха глаза разведчиков приняли за колонну сотню фуражиров. Добравшись до Волоколамска, отряд полковника Бенкендорфа уже не застал в живых ни одного француза: одних местные жители сожгли вместе с домами, других перебили, застигнув врасплох. Служанка городского казначея, прятавшаяся в чулане, зарезала кухонным ножом двух солдат, покушавшихся на ее честь: сначала одного, потом второго. Но поскольку город был «удержан», Бенкендорфа вскорости произвели в генерал-майоры. Слухи о его подвигах дошли до Петербурга; он в самом деле действовал быстро, смело и удачно, получая от крестьян сведения о неприятеле, нападая на обозы и фуражиров. Его лагерь напоминал теперь нечто среднее между цыганским табором и воровским притоном; там можно было встретить людей самых разных национальностей, мужчин и женщин, вооруженных чем попало, в мундирах и киверах всех родов войск и самых разных армий или в крестьянских армяках; мужики охотно рядились в одежду, отнятую у пленных. Участь последних была незавидна; порой целый отряд сдавался одному-единственному казаку, чтобы не попасть в руки крестьян и не сделаться жертвой их жестокости, хотя и казаки не отличались человеколюбием и даже продавали французов мужикам на потеху. Бенкендорф сам не раз был свидетелем сцен, от которых шевелились волосы на голове: мужики крестили «басурман» кипящей смолой, насаживали на железные прутья, калечили, а то и сжигали живьем. Самым ужасным было то, что, не осуждая подобных поступков, он как будто одобрял и даже поощрял их. Что греха таить: Саша боялся, что ярость людей, оставшихся без крыши над головой, но с голодными детьми на руках, обрушится на него самого. Где была армия до сих пор? Кто допустил французов до Москвы? Кто не мешал им осквернять церкви и грабить села? Так какое же право офицеры имели теперь указывать мужикам, как им следует поступать с неприятелем?