Принцесса душ - стр. 20
– Нет, – быстро отвечаю я.
Ирения фыркает.
– Не стоит быть такой пренебрежительной. Бить людей по лицу – это весело, но уметь испечь хороший пирог – еще лучше.
Я вскидываю бровь.
– Ты никогда не учила меня печь пироги.
– А ты так и не научила меня делать сальто назад, которое так любил Асден, – бросает в ответ девушка.
Я ощетиниваюсь при упоминании моего старого наставника.
Асден был солдатом Последней Армии и тренером дворцовой стражи. Кроме того, он оказался единственным человеком в замке – кроме Ирении, – который не обращался со мной как с ведьмой или пленницей, несмотря на то, что никогда не проронил при мне ни слова.
За исключением Ирении и горстки придворных, немногие имеют привилегию общаться с наследницей. Меня нельзя касаться, но Асден любил нарушать правила.
Впервые он нарушил их, когда поймал меня, одиннадцатилетнюю девчушку, крадущуюся в сады, – руки были полны шоколада, украденного с кухни, – и решил не говорить об этом королю. Асден лишь ухмыльнулся и вернулся к патрулированию.
Следующей ночью он снова нарушил правила. Я ждала Асдена на том же месте и спросила, насколько он хорош в бою и смог бы он научить меня драться.
На протяжении трех лет Асден тренировал меня прямо под носом у короля, позволяя мне сбегать из башни.
Он ни разу со мной не заговорил.
Когда я дала команду, Асден кивнул. Я дернула его, но мужчина сбил меня с ног и вскинул брови, как будто я должна была это предвидеть.
При этом Асден не проронил ни слова.
Я пробовала всевозможные насмешки и оскорбления, чтобы заставить его сломаться, но мое невероятное остроумие на него не действовало. Асден оказался упрямым старым мерзавцем.
Однажды Ирения предложила стащить для него три кусочка ромового торта, если мужчина поздоровается, вместо того чтобы попросту помахать. Жест, который он продемонстрировал ей после сего действия, оказался куда менее приятным, нежели помахивание ладонью.
Тем не менее мы не нуждались в словах. Асден преподал мне самый важный урок: как быть сильной и как научиться выживать.
Пока король не убил его.
Ирения, должно быть, заметила, как я напряглась, потому что ее глаза расширились.
– Ох, Селестра, – бормочет она. – Мне жаль, я…
– Все хорошо, – отвечаю, пожимая плечами. – Я в порядке.
Это самая крупная ложь, которую я когда-либо произносила вслух.
Я сжимаю облаченные в перчатки руки в кулаки и меняю стойку, готовясь выплеснуть весь свой гнев и разочарование.
Мое тело полностью прикрыто: перчатки заправлены под рукава, а воротник туники касается челюсти. Нет ни единого оголенного дюйма кожи, не считая лица. Все тело покрыто потом, но у меня нет иного выбора.