Приходи, мы тебя похороним - стр. 16
Что и говорить, доволен был такой жизнью Алексей. Семью свою он любил, радовался, что подрастают у него помощники. Андрюхе вон самому жениться в пору. Сонька ему на пятки наступает. Уже готовая невеста почти. Следом за ней и Шурка на подходе. Так бы и остался в доме один Гришка, а Алексей привык к шуму и гаму, и потому даже обрадовался, когда родилась Люба. Да вот беда, с её появлением кончилась почему-то их счастливая жизнь.
С первых дней пятой беременности Людмила словно совсем разучилась радоваться и стала, вроде бы, сама не своя. С детьми больше не шутила и как будто стеснялась их, а ещё у неё появилась привычка во время разговора отводить глаза.
– Что с тобой? – не раз спрашивал у жены Алексей.
– Устала я, – ответит она и старается уйти куда-нибудь, чтобы побыть одной.
Дети, чувствуя такое отношение матери, тоже отдалились от неё. И хотя работали по дому, по-прежнему добросовестно помогая ей, как и мать, больше отмалчивались, почти не переговариваясь даже между собой.
Сам Алексей поначалу никак не связывал всё это с появлением на свет младшей дочери, но постепенно такие мысли стали приходить к нему, тем более, Людмила нисколько не старалась разубедить его в этом. Не знал Алексей только одного: едва жена оставалась с Любой наедине, как принималась изводить ни в чём не повинного ребёнка. Она хорошо помнила разговор с Ольгой и Татьяной в больнице и боялась попасть из-за младшей дочери в тюрьму, а потому просто втихаря мучила её, не позволяя наедаться досыта. В три месяца она бросила все-таки кормить её грудью и, когда никто не видел, давала малышке сырое молоко или прокисшую кашу.
В холода и морозы Людмила выносила девочку в ледяные сени, в жару не давала воды, а ещё позволяла несмышлёной крохе, едва научившейся ходить, забираться в будку к злобному цепному псу. И не понимала, почему её дочь, как заговорённую, обходят болезни и беды. Люба никогда не простывала, только время от времени слегка покашливала, да шмыгала носом. Пират, не подпускавший к себе никого кроме Алексея, даже не думал трогать малышку и позволял ей цепляться ручонками за свою длинную шерсть. Напиться воды Любаша могла и из грязного ведра, и из лужи, и ни разу не пожаловалась на то, что у неё болит живот.
Занятые своими делами, отец и братья с сёстрами почти не обращали на неё никакого внимания. Только Гриша любил довести её до слёз, гоняя по двору до тех пор, пока маленькие ножки не спотыкались. Упав на землю и разбив коленки, Люба плакала, а Гриша весело смеялся и дразнил сестрёнку «плаксой-ваксой», «чучелом», «лягушкой-квакушкой» и «ростепелей».