Претендентка на русский престол - стр. 26
– Батюшки-светы! – воскликнула Лиза, дернула за юбку Августу, уже садящуюся в карету, которую предусмотрительный Гаэтано подогнал к исходу лестницы. – Ты только взгляни, Агостина!..
Молодая княгиня оглянулась и ахнула.
– Да ведь это всего-навсего рисовальщик женщин! – послышался снисходительный голос Гаэтано, поглядывавшего с высоты своих козел, искренне наслаждаясь зрелищем столбняка, в который впали его хозяева.
– То есть как это – рисовальщик женщин?! – спросили они чуть ли не хором. – Ты хочешь сказать, он рисует картины с фигурами женщин?
Гаэтано весьма непочтительно заржал.
– Он не рисует картины! Разрисованный товар сам является к нему! – смутился Гаэтано под ледяным взором Фальконе. – Предположим, высокочтимые синьоры, подбил какой-то юноша глаз своей подружке. А ей нужно в гости или еще куда. Она сейчас к рисовальщику женщин, и он за пять или десять чентезимо наводит ей прежнюю красоту.
Не успел Гаэтано договорить, как рисовальщик отстранился от своей «картины», взирая на нее по меньшей мере с видом Боттичелли, завершившего свою «Примаверу».
О нет, здесь речь шла о куда большем, нежели подбитый глаз! Перед ними было не лицо, а грубо размалеванная маска: некие разводы на тщательно загрунтованном холсте, и среди этих свинцово-белых и кроваво-красных пятен сверкали огромные черные глаза, полные слез.
При виде двух богато одетых дам эти глаза зажмурились, наверное, от стыда; женщина резко повернулась, побежала вверх по ступенькам, как вдруг с жалобным стоном метнулась обратно. В глазах ее теперь был ужас. И тут же стала ясна причина этого.
Сверху огромными прыжками мчался здоровенный детина в грязных лохмотьях, сверкая стилетом, который показался перочинным ножичком в его огромном кулаке.
Так вот почему рисовальщик женщин потратил так много времени на лицо этой итальянки! Вот почему сделал ее похожей на куклу! На бедняжке, наверное, места живого не было.
Меж тем грозный рык заставил ее рвануться очертя голову вперед; и она, словно бы сослепу, наткнулась на Августу, замершую у кареты.
Ноги беглянки подкосились, она рухнула на мостовую, воздев в горе глаза, залитые слезами.
– О милостивейшие синьоры! – возопила несчастная. – Сжальтесь надо мною, заклинаю вас Пресвятой Мадонною! Он убьет меня, и нет никого на свете, кто мог бы заступиться за меня!.. И даже матушку мою не приведет в отчаяние моя погибель…
Лиза вздрогнула. «Нет никого на свете, кто мог бы заступиться за меня…» Это ведь о ней сказано!
Августа вздрогнула тоже. «И даже матушку мою не приведет в отчаяние моя погибель…» Это ведь сказано о ней!