Преодоление - стр. 65
Они же, ополченцы, выдержали натиск гетмана, затем другой и третий. Казаки Трубецкого захватили у гетмана четыре сотни возов, с кормами. Эта новость разнеслась по таборам и лагерям под всеобщее ликование.
Князь Дмитрий ожидал, что Ходкевич попытается как-то отыграться. Прорываться в Кремль, к голодному гарнизону ему было бессмысленно. Значит, он рискнет отбить обозы. Но это было уже невозможно. Обоз частью растащили, частью он оказался за валами и рвами, в казацких таборах.
Так прошло три дня в ожидании действий гетмана. На четвёртый день дозорные донесли, что гетман свернул лагерь и пошёл от Москвы прочь, на запад. В тот же день лазутчики донесли из-за стен, что там от гетмана получили послание. Ходкевич писал пану Струсю, что уходит. Но он обещал вернуться. Соберёт снова продовольствие и вернётся.
На совете у Пожарского было принято решение: до нового прихода гетмана укрепить все слабые места, вырыть ещё два рва на пути к стенам Кремля.
– Опять казаки задираются, – стал ворчать Кузьма, на очередном совете у Пожарского.
– Что такое? – спросил князь Дмитрий его.
Кузьма засопел. Он доверял во всём Пожарскому. Но здесь дело было особого свойства. Пожарский всё-таки, как к нему ни относись, был князем, дворянской косточкой. Как и Григорий Шаховской. Тот же со своим полком был в лагере у Трубецкого. И вот теперь дошли слухи, что у Шаховского объявился Иван Шереметев со своим братом Василием. Донесли ещё, что они всю ночь пили с Шаховским. Значит, затевают какие-то пакости. Даже среди казаков пошли об этом толки. И казаки заволновались, поскольку в это же время кто-то стал подбивать их на то, чтобы они выступили против них, земцев.
Кузьма, посопев, не решился открывать эту новость Пожарскому. Князь же Дмитрий, заметив, что он не намерен ничего говорить, перешёл к другому делу.
– Завтра, как сообщили лазутчики из-за стен, Струсь собирается выгнать из Кремля лишних едоков. Поэтому надо встретить их, разместить, обеспечить кормами! Это твои заботы, Кузьма! Вот и справляй их!
Он рассердился на Кузьму, почувствовав, что тот скрывает от него что-то. Что было, вообще-то, редко.
Утром смоленские сотни вывели на берег Неглинки, расположили вокруг Кутафьей башни.
Здесь, из Кутафьей башни, должны были выходить русские, сидевшие в осаде вместе с поляками. Гусары выгоняли их из Кремля, припасы же их, корма, забирали себе.
Ждать пришлось недолго. Там, в Троицкой башне Кремля, открылись ворота. И на мост, что вёл к Кутафьей башне, стали выходить люди. Их было много. Это были женщины, дети, старики, подростки… Бледные, измождённые, они двинулись по мосту к Кутафьей башне.