Предатель. Сломанные лозы - стр. 138
С улицы донёсся резкий треск, следом – звук падения чего-то тяжёлого. Альберт вскинулся, порываясь бежать к двери, но Теннант остановил его жестом.
– Дерево в саду сломалось. Наверняка старая яблоня... Я так и думал, что этот шторм она не переживёт.
Теннант подкинул в камин несколько поленьев. Пламя довольно загудело, разбегаясь по смолистому сухому дереву пылающими дорожками.
– Вообще забавно, как повторяются знаковые моменты… Мне было лет тридцать пять, когда мы с отцом оказались заперты бураном в лесном домике. Мы тогда выбрались на охоту, а погода зимой у нас, как вы уже знаете, непредсказуемая. И мы вот так же коротали несколько вечеров, только вместо камина там была железная печка, которая поглощала валежник быстрее, чем мы – виски…
Роберт улыбнулся своим воспоминаниям – тепло и грустно.
– Вот тогда отец и рассказал мне… не всё, далеко не всё. Думаю, всего не знала даже мать. Он берёг нас. И себя, конечно, тоже…
Он взглянул на Альберта.
– Будьте готовы к тому, что далеко не все из очевидцев будут полностью откровенны в суде. Им в самом деле сложно говорить о некоторых вещах. Особенно мужчинам. Отец рассказал, что по ночам они всё лежали в комнатах без сна, затаив дыхание. После отбоя приходили воспитатели, и директор интерната… он тоже приходил. Дети прятались под одеяла. Но каждый раз кто-то из них уходил в комнату надзирателей.
Теннант неожиданно изменил тон, заговорил медленнее и напряженней.
– Я не спрашивал отца, бывал ли он в этой комнате. Но за всю свою практику я не защищал ни одного педофила, сколько бы мне ни сулили. А отец вообще их ненавидел буквально до озверения.
Он шумно выдохнул.
– Так вот. История моего отца примечательна не только тем, что она личная. Так случилось, что он стал участником бунта.
– Как это – бунта? – не удержался Альберт.
– Да-да, первого и единственного за всю историю интернатов. – Теннант не скрывал гордости за отца. – Дети взбунтовались, сами организовали баррикады и больше суток удерживали оборону. Воспитатели не смогли справиться своими силами, пришлось вызывать полицию – против полусотни детей от шести до семнадцати лет, представьте только! Дело стало неожиданно громким, было разбирательство, руководство интерната потеряло должности. Но ни один из растлителей не понёс уголовного наказания – свидетельства детей никто не принимал во внимание. Уверен, их даже не спрашивали, причиной бунта обозначили плохое питание и бытовые условия. Пришла новая команда. Следующие несколько лет, вплоть до выпуска, отец прожил в относительно нормальных условиях, он даже смог неплохо закончить среднюю школу и поступить в колледж по льготе для интернированных детей. Там и познакомился с моей будущей матерью. Домой он так никогда и не вернулся – система сделала своё дело: отняла у него язык, имя, народ, землю. Родных.