Прайд окаянных феминисток - стр. 14
Брат Полины опять похлопал глазами, пошевелил извилинами, кажется, все понял, но на всякий случай уточнил:
– Вы что, правда в них стреляли? И правда попадали?
– А как же иначе? – удивилась Наталья. – Конечно, стреляла. Основополагающий закон педагогики: пообещал – сделай. Не можешь сделать – не обещай… И попадала, почему бы и не попасть… Мишени довольно крупные, а я все-таки мастер спорта. Стыдно было бы не попасть, как вы считаете?
– Да, конечно, – пробормотал Полинин брат, ошеломленно глядя на нее. – Если мастер спорта – то почему бы и не попасть… Та к ведь это… уголовная ответственность, а? Покушение на убийство. Или убийство?..
Все-таки он был очень забавный, брат Полины. Таращил глаза, голос понижал, даже оглянулся вокруг: нет ли где поблизости чужих ушей? И все его переживания были написаны у него на лице во-о-от такими буквами: что стреляла – это он принял как должное, но ведь уголовная ответственность! Покушение на убийство! А Полина может быть замешана! Конечно, она ни при чем, но даже если как свидетель… Ужас! А вдруг кто-нибудь узнает?!
Наталья не выдержала и засмеялась – сильно, до слез. Отсмеялась, вытерла глаза ладонями, полюбовалась его растерянной физиономией и объяснила:
– Я же солью стреляю. Какое убийство? Правда, предупреждаю: первый выстрел – солью, второй – бронебойным. Верят. Понятно?
– Понятно, – недовольно сказал брат Полины. – А как это вы меня с Любочкиным отцом могли перепутать?
– Вопрос по существу, – согласилась она. – Моя вина. Главное – и от близнецов сигнала опасности не было, и менты… э-э-э… омоновцы наши не объявились, могла бы догадаться, что не тот… Но я нервничала сильно, этот вонючий адвокат сказал, что сегодня Любочкин отец из больницы выходит и до суда – на свободе… Вот я и ждала. А какой он из себя – я не запомнила. Во-первых, он совершенно пьяный был, вообще ни на что не похож… подонок. А во-вторых, я тогда сильно не в себе была, думала – убью гадину, прямо вот голыми руками убью… Наверное, убила бы, но просто некогда было – Любочке срочно помощь нужна была, я испугалась сильно, вот и бросила его недобитым.
– И против вас ничего? Никаких обвинений?..
Опять он за Полину боится. Как бы та с уголовницей не связалась.
– Какие обвинения? – возмутилась Наталья. – Во-первых, я защищала ребенка, а во-вторых, он на меня напал! Необходимая самооборона. А что с лестницы свалился – так пьяный был. Подонок. Я ж говорила… Он мне две раны нанес. Режущие. Мог бы вообще зарезать. И что тогда с Любочкой было бы?
Для наглядности она оттянула вырез халата у горла и задрала подол, демонстрируя ему два тонких красных шрама – под ключицей и на бедре, – совсем свежие шрамы, еще даже шелушатся. И чешутся, заразы, как комариный укус. В общем-то и опасны они были не больше комариного укуса, но впечатление производили нужное – и на ментов, которые этого подонка увезли, и на свидетелей, которые появились потом, и на следователя того… На брата Полины эти шрамы тоже произвели впечатление. Вон как уставился. Опять на лице вся работа мысли отражается: а вдруг вот так, с ножом, на Полину бросятся? Раз уж вокруг такая страшная криминогенная обстановка. Ладно, хватит его пугать.