Право на жизнь - стр. 5
Посмотрел мой «внучек» однажды, как я наши финансы по кучкам раскладываю, обнял сзади:
– Баб, ты только доживи, не загоняй себя, вот выучусь, отбивные из мраморной свинины трескать будешь. И курить только турецкий табак.
– Угу, и в золотых подштанниках ходить. А с курением – всё! Лично я бросаю!
И бросила. Когда одна пятая месячного бюджета в дым переводится, как-то быстро умнеешь. Хотя поумнеть меня Васька заставил. И его непутёвое семейство.
А медицину и пропедевтику педиатрии мы вдвоём учим. Учили…
Иду, бреду и смотрю только под ноги, пытаясь контролировать пространство справа-слева периферийным зрением, и жуть закрадывается под черепушку, похоже, лесу конца-краю не видать. Хороший лес таким бескрайним не бывает.
Конечно, не бывает. А ещё не бывает машины времени, вечного двигателя, гномов, леших и русалок. Размышляя о превратностях судьбы, оступилась, шлёпнулась на попу, это и спасло от падения в яму, глубокую яму, скажем честно. Это ловушка, слегка прикрытая листвой, перемешанной с хвоей, да присыпанная песочком, и вырыта она руками разумного существа. Слава богу, копчик не отбила, зато обе руки отсушила изрядно. Случись мне споткнуться о корень дерева, летела бы я головой вперёд. Слава богу, всего лишь оступилась и неосторожно потревожила наст ловушки.
Ловушка, говоришь? Обошла по периметру ямку, вот же твари-охотнички. Меня холодным потом прошибло – а если эти уроды тут ещё и самострелов наставили? Резко присела и опомнилась. Стоп, охотники самострелы на звериных тропах настораживают, а тут яма – да посреди леса, уродский способ охоты, кто спорит. Но ведь никаких троп в обозримом пространстве нет, и да, яма не на тропе вырыта. Но ведь кто-то старался, зачем копать в таком глухом месте? Глухом ли?
Думай, голова.
А что тут думать, селение явно недалеко. Вырывший яму там и живет, но где оно, селение это? Нет его, как и желающих отвести меня туда за руку. Резко оборачиваюсь на сухой шорох, ничего себе… здоровенная синяя змеюка, восстающая из травы…
Последнее, что помню – это траву, которая стремительно приближается к лицу.
И первое, что вижу – бревенчатый низкий потолок, огонёк свечи расплывается в глазах, слёзы мешают смотреть.
Незнакомая речь с вопросительной интонацией. Смаргиваем слёзы, слишком близко наклонилось ко мне некое постороннее лицо, так… отстраняем визави. Ага, передо мной старуха, примерно моих лет, может, чуть старше, и опять трещит на своём тарабарском языке. Приплыли, Татьяна Федоровна, иностранное государство, язык вообще ни на что не похож.
Рядом со старухой возникает девичья головка в странном головном уборе, очаровательная малышка лет семи, держит плоскую чашу на деревянном подносике. С трудом принимаю сидячее положение, давненько меня этак не сносило, на обычную простуду не похоже, пневмонией сие состояние тоже не назовёшь…Непонятно!