Размер шрифта
-
+

Правда сталинских репрессий - стр. 40

Допустим, что в общей сложности обе армии потеряли все же около 2 миллионов человек. Но в целом человеческие жертвы – даже не считая умерших в условиях всеобщей разрухи малых детей – составили за 1918–1922 годы примерно около 20 миллионов человек, – то есть на целый порядок больше! Ведь из тех 147,6 миллиона человек, которые жили на территории будущего СССР (в границах до 1939 года) в 1917 году, за следующие десять лет исчезли – согласно вполне достоверным данным переписи 1926 года – 37,5 миллиона человек, то есть каждый четвертый (точно – 25,5 %)! Для осознания всей громадности людских потерь тех лет следует вдуматься в следующее сопоставление. В 1926 году, как и в 1917-м, в стране жили именно 147 млн человек (это совпадение дает особенную наглядность), и за следующие десять лет (то есть в 1927–1936 годах), несмотря на тяжелейшие потери в период коллективизации, из этих 147 млн умерли 21.7 млн человек – то есть почти на 16 миллионов (!) меньше, чем за предыдущие десять лет, в 1917–1926 годах (все это рассматривается мною в специальной статье).

Понятно, что из 37,5 миллиона людей, умерших за первое десятилетие после 1917 года (не считая детей до 10 лет), многие ушли из жизни в силу «естественной» смертности; но около 20 миллионов были жертвами Революции (во всем объеме этого явления). Даже по официальной статистике, к концу 1922 года в стране было 7 миллионов (!) беспризорных – то есть лишившихся обоих родителей – детей…

Как уже говорилось, потери Красной и Белой армий, вместе взятых, не превышают двух миллионов военнослужащих; остальные около 18 миллионов – это так называемое мирное население, гибель которого тогда, по существу, не «учитывалась». И это с беспощадной очевидностью показывает, что «главное» было не в самом по себе столкновении Белой и Красной армий.

Но прежде чем говорить о наиболее трагической сущности Революции, надо завершить разговор о проблеме двух армий. М.В. Назаров (который – подчеркну еще раз – по-иному понимает некоторые стороны проблемы), говоря о несомненной «ориентации Белой армии на Антанту», на Великобританию, Францию и США, – ориентации, которая в случае победы белых привела бы к подчинению России иностранным силам, делает следующий вывод: «В немалой степени это обстоятельство… толкнуло к большевикам и ту часть офицеров, которые не стали… служить в Красной армии (как ген. Брусилов; всего добровольно или вынужденно по этому пути пошло не менее 20 процентов офицеров Генштаба)» (цит. соч., с. 218).

Нельзя не отметить, что «20 процентов» – это весьма значительное и даже, если разобраться, очень значительное преуменьшение доли офицеров Генштаба, оказавшихся в Красной армии. Умевший собирать информацию В.В. Шульгин писал – и, как теперь выяснено, справедливо – еще в 1929 году: «Одних офицеров Генерального штаба чуть ли не половина осталась у большевиков. А сколько там было рядового офицерства, никто не знает, но много». М.В. Назаров ссылается на статью эмигранта генерала А.К. Баиова (кстати сказать, его родной брат генерал-лейтенант К.К. Баиов служил в Красной армии!), опубликованную в 1932 году в парижской газете «Часовой», и трактат превосходного военного историка А.Г. Кавтарадзе, изданный в 1988 году в Москве. Но М.Б. Назаров принимает на веру именно цифру А.К. Баиова, который не имел возможности подсчитать количество офицеров в Красной армии. Между тем А.Г. Кавтарадзе по документам установил количество генералов и офицеров Генерального штаба, служивших в Красной армии (преобладающее большинство из них предстает в его книге даже поименно), и выяснилось, что отнюдь не 20, а 33 процента их общего количества оказались в Красной армии.

Страница 40