Прах херувимов - стр. 28
Ева отшатнулась так стремительно, что не удержалась на ногах и упала на пол, выронила бутылку. Остатки лимонада тут же зашипели как змеи, выползающие на нагретый летним солнцем пол. Девушка хотела закрыть глаза, но ужас, сковавший её, словно заморозил веки. И тогда пришёл явный, уговаривающий голос:
– Всё тлен, девочка, всё смерть. Скоро это случится и с тобой, ты же знаешь об этом? Уже увядаешь, да, с каждой секундой становишься все старее и беспомощнее, так зачем сопротивляться тому, что непременно случится? Сейчас, милая, случится сейчас…
Сквозь мельтешение зелёных кругов, которые, кажется, тут же покрывались плесенью, взгляд выхватил вазу с огромными алыми розами. Розы, наверное, тоже только вчера принёс Адам, поставил сам в воду. Хотел порадовать, забыв, что Ева ненавидела недолговечность срезанных цветов. Она ещё утром хотела выбросить их, но, спеша на собеседование, как-то упустила из вида. Сейчас красные розы съёживались, моментально увядая, от вазы потянуло застоявшейся болотной водой. Стебли потекли, расползаясь от стремительного гниения, засыпали столик скорчившимися лепестками.
Ева опять попыталась закричать, на этот раз у неё все-таки получилось, крик вырвался неожиданно громкий, полный внутренней боли, хотя казалось, сил совершенно не осталось. Прах и тлен теперь окружали её плотным кольцом, подступая все ближе.
Последнее, за что могла зацепиться Ева, пока бездна не поглотила её, была татуировка. Игриво завязанный бантик, как символ вечной молодости. Ева посмотрела на него. Узел на бантике зашевелился, концы его потянулись в разные стороны. Татуировка принялась… Развязываться?
Ева физически почувствовала, как шёлковая ленточка, уже не сдерживаемая узлом, ласково скользнула по её ноге. Место, которое только что покинула татуировка, сразу же опало, скукожилось, пошло волнами внезапно повисшей кожи. От ноги по всему остальному телу радостно поплыли дряблость и старость. Свесились куски кожи на бёдрах, в мятые, грязные складки собрался светлый и упругий живот. На запястьях набухли синюшные вены, тыльная сторона ладони покрылась тонкими пергаментными морщинами, и рука тут же стала похожа на обезьянью лапку.
– Это всё бред! – закричала Ева, и пронзительной трелью ответил ей дверной звонок. Она забилась на полу, пытаясь подняться, но сил оставалось все меньше, а ползущая по её телу старость, отпущенная развязавшимся бантиком, проникала уже в самые дальние уголки организма, притупляя слух и зрение, вызывая мелкий тремор в конечностях и невыносимую ломоту в пояснице.