Прах херувимов - стр. 2
Валентин проводил клиентку взглядом до двери, затем поднялся и зашёл за ширму. Наконец-то расстегнул хрустящую белизной манжету халата, поддёрнул рукав. Свежая татуировка покраснела по контуру и неприятно ныла, внося свою лепту в и без того паршивое настроение.
И черт его дёрнул вчера осуществить эту идею – бредовую и на первый взгляд, и на второй. Глупо было всё, начиная с момента, когда Валентин соблазнился выгодным предложением: подработать в высокий сезон «на югах».
Санаторий находился у самого моря, сияющего сразу со всех сторон и во все окна. Море, раскинувшись до беспредела, голубело бирюзой и сверкало в отблесках солнца, заполняя собой все мысли и проникая в подсознание. Вызывало одновременно восторг, покой и счастье. У всех, кроме Валентина.
Он боялся воды. Всегда, сколько себя помнил. Панически, за пределами разума и способности логически сопротивляться страху. Валентин жил и работал вот уже несколько дней в кабинете с плотно задёрнутыми шторами, за которыми разливалась необъятная жуткая масса. И сколько бы не уговаривал себя просто пройтись по пляжу, так и не смог.
Специалисты объясняли, что аквафобия особенно распространена среди тех, кто хоть раз в жизни тонул. Но Валентин – сколько себя помнил – никогда не подходил ни к одной луже больше и глубже, чем могло вынести его сознание. А довольно известный психотерапевт, к которому Валентин с трудом попал на приём, предположил, что он мог, к примеру, в далёком младенчестве просто поперхнуться водой, купаясь в ванной. И этот момент отложился в подсознании.
Как бы то ни было, здесь, на берегу моря, страх запирал Валентина в душной комнате. Оставлял наедине с казённой прохладой кондиционера, вжимал в кровать и позволял только прислушиваться к весёлым и не всегда трезвым голосам. Они доносились с иного края мира, границу которого Валентин не мог перешагнуть.
Так обидно! Первый раз в жизни он решился приехать на побережье. И не мог уговорить себя даже спуститься к полосе прибрежных кафешек и забегаловок, откуда веяло неприлично замечательной вредной едой.
Жир, капающий с румяных кусков мяса в огонь, подгорая, клубился над многочисленными пляжами, внося свою лепту в ту самую расслабленную атмосферу, за которой и ехали сюда измотанные урбанизацией жители мегаполисов. Запах мяса на дымке перебивался ароматами печёной ванили и корицы: пышных булочек, пропитанных расплавленным маслом с сахаром. Увесистые куски красной рыбы плотно дозревали на решётке над раскалёнными углями. Форель, сёмга, горбуша, кета отдавали в симфонию ароматов таинственную ноту глубины. Где-то там же, в недрах этого кулинарного прибрежного рая, остроглазые, высушенные солнцем торговцы заворачивали тонкие пластинки мяса с овощами в нежные, но прочные пергаменты лавашей.