Пожизненный срок - стр. 19

«Подозреваемая: Юлия Линдхольм».

Нина отодвинула в сторону клавиатуру и вышла в коридор. Сделав несколько бесцельных шагов направо, остановилась и пошла налево.

Надо что-нибудь съесть, подумала она. Купить бутерброд в автомате? От одной этой мысли ее затошнило. Она подошла к автомату с кондитерскими изделиями. Осталась засахаренная клюква. Нина купила последний пакет, потом вернулась к кабинету шефа и постучала в дверь.

Петтерссон оторвал взгляд от компьютерного экрана и удивленно посмотрел на нее.

– Прости, – сказала она, – но кого я должна назвать пострадавшей стороной? Убитую жертву преступления или членов его семьи?

– Убитую жертву, – ответил Петтерссон и снова уставился в компьютер.

– Даже несмотря на то, что он мертв?

– Даже несмотря на то, что он мертв.

Нина не уходила.

– Я хочу спросить еще одну вещь. Александр…

Петтерссон вздохнул.

– Он должен был находиться в квартире, – торопливо произнесла Нина. – Думаю, мы должны…

Шеф раздраженно вздохнул и еще ближе наклонился к экрану.

– Если мама застрелила папу, то это даже хорошо, что ребенка не было дома, – сказал он, и Нина поняла, что разговор окончен.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Послушай, Хофман, – остановил ее шеф.

Нина застыла на месте и оглянулась.

– Тебе нужна инструкция о неразглашении? – спросил он, и по его тону было понятно, что неразглашение было бы самой неуместной вещью в таком трагическом случае.

– Нет, спасибо, – не задумываясь, ответила Нина.

Она вернулась в кабинетик, достала из сумки купленную клюкву и положила в рот одну ягоду. Она и правда оказалась кислой.

Вместо того чтобы заполнить клеточку со словом «Подозреваемый», она выбрала другую форму, к которой можно было применить параграф 21 закона о полиции. Туда не надо было вставлять имя Юлии.

В конце концов она заполнила все формы и бланки, вписав туда и данные беседы с Эрландссоном.

Покончив с этим делом, Нина тупо уставилась в экран.

Потом она щелкнула по клетке «Подозреваемый» и вписала туда имя: Юлия Линдхольм.

Нина вышла из программы и поспешно покинула комнату, чтобы избавиться от навязчивых мыслей.

– Мама, я хочу есть. Здесь есть арахисовое масло?

Анника открыла глаза и уперлась взглядом в белую занавеску, сразу не поняв, где находится. Голова была тяжелая, как камень, а грудь болела, словно от разверстой черной раны.

– А молочный шоколад и джем? Здесь есть шоколад?

«Отель. Портье. Номер. Вот она – реальность».

Она повернулась в постели на бок и посмотрела на детей. Они сидели рядышком, в своих пижамах, с ясными глазками и с всклокоченными волосами.

– Наше арахисовое масло сгорело? – спросил Калле.