Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах - стр. 39
Вьюга за окном стихает. Почему-то успокаиваются раны. Сестра все еще спит, но уже скоро утро.
Вот уже кое-кто зашаркал тапками и застучал костылями. Начинается «паломничество» в уборную ‹…›
Я лежу неподвижный, беспомощный. Нога прикручена к шине Крамера.
Как тяжело все время лежать на спине.
Скорей бы утро. Быть может, я увижу холодное февральское утро, такое же яркое, как ракета, лопнувшая у моих ног перед ранением. Вьюга утихла. Шторы все еще задернуты. Тускло мерцает ночник. Медсестра проснулась. Ее лицо такое же белое, как и халат. Устала за время войны, и мы, солдаты, устали, и народ устал. А вожди продолжают бороться. Война продолжается.
Февраль 1942 года
15 марта 1942 года
Невский, 17Б. Прибыл в эвакогоспиталь. Три часа длилась утомительная процедура оформления, и вот, наконец, попал в рай, то бишь в ванную. После омовения меня, как святого, облачили во все белое, на руках санитары отнесли на третий этаж и положили на топчан без подушки. Санитары четыре раза отдыхали. Сил у них было мало. Я отдал им свою дневную хлебную пайку.
На утро умер один из раненых, и я перебрался на его койку с двумя матрасами. Он был тяжело ранен и не перенес повторной операции. Поговаривали, что в этом виноваты доктора.
Чуть рассвело, я оглядел свои новые хоромы. Три окна выходили на восток, пять – на юг. Значит, в палате целый день будет солнце. Насчитал 36 коек, народ разный и на вид интересный. Утренний обход делала молодая женщина-хирург. Спросила, когда я был ранен, велела медсестре перевязать. Так та неосторожно поступила, меня будто током дернуло – задела какой-то нерв.
16 марта 1942 года
Я заметил, как некоторые раненые при обходе сильнее хромают, жалуются на боли, лица становятся серьезными и сосредоточенными. Каждый опасается, что его скоро вернут на фронт. Среди таких больных немало обмороженных, но лишь немногие действительно ранены в бою. Таких пациентов не любят врачи, а мы тем более. ‹…›
4 апреля 1942 года
На днях спускался первый раз на костылях смотреть «Разгром немцев под Москвой». С тех пор не хожу: тяжело подниматься. В зале сумасшедший холод, хотя кинофильмы показывают через день. ‹…›
Мать купила за тысячу рублей пуд картошки. ‹…› Это надо с ума сойти. Вероятно, я в строй больше не вернусь. ‹…› Много ребят эвакуируется в тыл. ‹…› Что-то я залежался. От одного воздуха здесь можно заболеть. Хлеба получаю 600 г, 30 г мяса и 50 г сахара. Меняю сахар на табак или отдаю матери. Пью витамин С.
8 мая 1942 года
Вчера вечером долго беседовал с новым соседом по палате. Легко ранен в левую ногу, он всего неделю пробыл на фронте и попал в госпиталь. Ранило его во время работы. Он и немца не видел. Его рассказы про эшелоны, едущие на восток с эвакуированными ленинградцами, произвели тяжелое впечатление.