Поворотные времена. Часть 2 - стр. 72
Столь же роковую роль играла философия Канта в судьбе другого поэта и философа, Андрея Белого, отдавшего ей «лучшие годы жизни»188 и боровшегося с ней вплоть до той поры (1913 – 1915), когда место Канта занял в его жизни другой «искуситель» – Рудольф Штейнер189. Весной и летом 1908 г. 28-летний символист усердно штудировал И. Канта и Г. Когена, между тем, однако, написал цикл стихотворений «Философская грусть», вошедший в сборник «Урна». «Никогда не был я так стар, как на рубеже 1908 – 1909 года, – вспоминал он впоследствии, – …я отдавался анализу кантовской схоластики, в нее не веря и, тем не менее, ей отравляясь…»190, «Кладбище», «нетопырь», «паук», «мозговая игра», жизнь, глохнущая в «тени суждений», – вот бледное перечисление некоторых метафор этой яркой поэзии. И мы уже не удивимся, прочитав в стихотворении «Искуситель»:
Искуситель Андрея Белого иной, чем черт Ивана Карамазова, но странным образом обитают они в той же «Критике». Облик Канта-черта бесконечно усложняется фантазией Белого. Впитав в себя жуткую монгольскую желтизну, астральный химеризм антропософии, гоголевскую дьяволиаду и бесовщину Достоевского, кантовская тема входит в «Петербург». У Николая Аполлоновича Аблеухова, если помните, кабинет был уставлен полками, а на них «ряды кожаных корешков, испещренных надписями: Кант». И бюст, «разумеется, Канта же»191. Желтый петербургский туман окутывает прямые линии проспектов, граненые квадраты площадей и фасады домов, как метафизические иллюзии разума окутывают теоретические конструкции рассудка. В этом тумане лицо несчастного кенигсбергского доктора приобретает желтоватый оттенок и монгольскую раскосость…
19 мая 1914 г. в актовом зале Духовной Академии в Сергиевом Посаде священник Павел Флоренский произносил вступительное слово перед защитой на степень магистра книги «О духовной истине» (М., 1912)192. Речь шла о теодицее, о выяснении путей, на которых человек испытует Бога и убеждается, что «Бог есть именно Бог, а не узурпатор святого имени»193. Пути эти начинаются в разуме и простираются к его корням, чтобы отыскать Истину, лежащую в его основе. «Как же построяется Теодицея? – задается вопросом П. Флоренский. – Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним тот „Столп Злобы Богопротивныя”, на котором почивает антирелигиозная мысль нашего времени и оттолкнуться от которого ей необходимо, чтобы утвердиться на „Столпе Истины”. Конечно, Вы догадываетесь, – обращается Флоренский к собравшимся (а после всего сказанного догадываемся уже и мы. –