Размер шрифта
-
+

Поворотные времена. Часть 1 - стр. 58

В самом деле, если мы спросим, чем в отличие от других занимались философы на первых порах, получим несколько озадачивающий ответ: всем существующим (πάντα τά οντα).

По словам Диогена Лаэртского и Цицерона, Пифагор, первый назвавший себя философом и придумавший само слово «философия», объяснил это дело так: каждый-де на торжище жизни преследует свою цель: кто славу, кто наживу, кто еще чего, – каждый занят своим делом и владеет соответствующими знаниями, иные же «приходят только посмотреть, что и как здесь делается», игнорируя дела и делишки людей, они «внимательно всматриваются в природу вещей». Такие-то посторонние, любопытствующие наблюдатели, рассматривающие все как бы со стороны, и называются-де философами (Diog. Laert. VIII, 8; Cie. Tusc. V, 3, 8)42. С именем философа в оригинале мы встречаемся у Гераклита: «χρή γάρ εΰ μάλα πολλών ἴστορας φιλοσόφους ᾅνδρας είναι – весьма многого знатоками должны быть философы» (DK В 35)43. Словом, философская страсть – любознательность, почти неуемное любопытство.

Философская φιλία такая же страсть, как и другие, как «сребролюбие», «честолюбие» и т. д. А «…коль скоро … – замечает такой знаток любви, как Платон44, – человек что-нибудь любит, он должен … выказывать любовь не к одной какой-нибудь стороне того, что он любит, оставаясь безучастным к другой, но, напротив, ему должно быть дорого все» (RP. 474 с. Пер. А.Н. Егунова). Вот философская φιλία и доводит свою любвеобильность до предела. Философ любит все в бытии, хочет знать не много – τό πολύ, а τά πάντα – все и каждое. Причем, как и положено любящему, любит любимое ради него самого, любит все – и каждое – сущее за так, за то, что оно есть, и в том самом, что оно есть само по себе, без всяких корыстей и возвышенных претензий.

Большинство сочинений ранних философов, о которых мы находим упоминания, назывались Περί φύσεως. Когда это название переводят «О природе», нас готовят к тому, чтобы сочувственно отметить «гениальные догадки» первых естествоиспытателей, прощая им «натурфилософские» фантазии, или, напротив, восхититься поэтически цельному чувству природы, противопоставляя его техницизму науки. Ho речь идет не о естествознании и не о натурфилософии, речь идет «о природе вещей», о том естестве, которым естествует все, что есть. О природе всех вещей, какие только существовали, существуют или будут (могут) существовать в мире. Диоген Лаэртский говорит, что первый раздел книги Гераклита с тем же названием именовался просто «Обо всем» (Diog. Laert. IX, 1,6). «Они (философы. –

Страница 58