Поворотные времена. Часть 1 - стр. 44

Обратим внимание теперь на то, что и самый элементарный акт мышления Платон определяет как внутренний разговор с самим собой, как внутреннюю речь. Мышление, говорит он в «Теэтете», это «речь, которую душа проводит с самой собой о том, что она рассматривает… Мысля, (человек) ничего другого не делает, как разговаривает (διαλέγεσθαι), спрашивая самого себя и самому себе отвечая, утверждая и отрицая» (Theaet. 190 а). В «Софисте» он повторяет: «Итак, мышление и речь одно и то же; разве что одно, а именно то самое, что называется у нас мышлением, есть беззвучный диалог (διάλογος) с самим собой, происходящий внутри души (…), а другое, а именно звучащий поток, идущий через уста, названо речью» (Soph. 263 е). Когда в этом внутреннем разговоре человек приходит к определенному заключению, то имеет мнение, которое и может высказать. Высказывание есть всегда высказывание мнения. Когда мы говорим, например: «Он высказал ту мысль, что…», мы говорим не точно. Мысль возникает (может возникнуть), когда мы слушаем, что сказали, и слышим: что-то не сказалось или сказалось не то. Мысль возможна, когда мы расходимся с самими собой во мнении, готовы возразить, оспорить сказанное нами самими, иными словами, когда наше заключение расключается, возвращается во внутренний диалог. А если вопрос захватывает человека всерьез и внутренние собеседники способны основательно развивать свою аргументацию (свои «логосы»), то подобный диалог может развернуться, как, например, «Теэтет», или «Софист», или «Парменид», иными словами, как сократическая беседа, в которой мы спрашиваем и отвечаем, обсуждая какое-либо мнение. (Стоит ли уточнять, что литературные персонажи платоновских диалогов далеко не всегда совпадают с внутренними.)

Ho этот диалог, спор, это обсуждение только тогда бывает мыслящим, мышлением вслух, когда оно сохраняет внимательность внутренней речи, которую ведет с самой собой душа, сосредоточенная на том, о чем эта речь ведется. He трудно также понять, что чем меньше внутренняя речь склонна заключать себя сложившимся наспех мнением, чем сильнее она захвачена мыслью (и тем, о чем она размышляет), чем глубже, стало быть, она уходит внутрь себя (чем ближе, иначе говоря, она подходит к собственному бытию того, о чем она размышляет), тем более толково, артикулированно, отчетливо и детально развертывается ее диалог, тем более глубокие предубеждения, предпосылки, подразумевания он захватывает, тем более он – этот внутренний диалог – способен сказаться, стать речью внешней31.

Так вот: искусство