Повод для убийства - стр. 5

Антрацит жил на широкую ногу, денег на личный комфорт не жалел, отделка и обстановка везде как в лучших домах Парижа и Лондона, и кабинет не исключение. Ремонт недавно сделан, стены идеально зашпатлеваны и покрашены, нигде никаких царапин. Мебель дорогая, новая, нигде ни одной пылинки. И картины в одинаковых рамах из красного дерева, как будто педант дизайном здесь занимался. А картины непростые, именитых мастеров, наверняка подлинники. Антрацит всерьез занимался искусством: первая ходка за кражу картины из музея, вторая – за мошенничество с антиквариатом. Вряд ли картины краденые, иначе бы сейчас здесь такой шорох стоял… А так висят картины, никто их не снимает, не выносит, во всяком случае сейчас.

Альберт задержал взгляд на картине с обнаженной девушкой под водопадом. Не рисунок, а бестолковое буйство фантазии в красках, в обнаженке ни малейшей чувственности, но картина старая, и в этом ее ценность… А может, и не совсем старая. Может, всего лишь искусственно состаренная. Рассматривая картину, Альберт заметил мелкую закорючку: то ли чертик микроскопический под пяткой у купальщицы прыгает, то ли это знак качества в современном исполнении. Также внимание привлекла царапинка на стене возле самой картины.

– Ты здесь? – беззлобно спросил Антрацит, останавливаясь в дверях.

Немолодой он уже, хоть и слегка, но за пятьдесят, волосы совершенно седые, в зоне они отливали желтизной, а сейчас на голове белый снег. Видно, красит чем-то, но спрашивать об этом не стоит. Характер у Антрацита взрывной. Спокойный, спокойный, а потом как шарахнет – с места, без разгона.

– Да вот любуюсь. Как будто в галерею попал.

– Мазня.

– Да, но стоит дорого.

– Не то слово, – кивнул авторитет.

– Круто здесь у вас… Особенно ступеньки.

– Что – ступеньки?

– Ступеньки. На лестнице. Высокие.

– Заметил?

– А Юля ваша… Марковна… Как часто она с перил съезжала?

– Да частенько. Ступеньки – да, крутые…

– А перила крепкие.

– А перила крепкие… – эхом повторил вор. И, немного подумав, добавил: – И скользкие.

– А Юля… Марковна злоупотребляла? – спросил Альберт.

– А что? – резко спросил Антрацит.

Грузный он мужчина, но плечи широкие, как у всякого разжиревшего на старости лет штангиста. Вид свежий, как у перезрелого толстокорого лимона на ветке. И мягкий уже плод, и сморщенный, но соки из земли еще тянет.

В дверях появился Мирон, напуганный, глазки бегают. Он и пытался скрыть свой страх под напускной крутостью, но Альберт все видел.

– Там это, менты подъехали, – косо глянув на него, сказал Мирон.

– Ты иди. – Антрацит выразительно посмотрел на Альберта.