Повитель - стр. 22
– Да шевелись, дьявол! – прикрикнул на сына Петр. – За смертью тебя посылать только!..
Зеркалов взял из принесенной Григорием чашки гриб и сунул себе в рот. Жевал, ни на кого не глядя, сильно двигая огромными челюстями. Прожевав, вытер мокрые губы, крякнул и проговорил:
– А сын у тебя – ничего… Пожалуй, последние дни гуляет… вот что… Предписание уже есть…
Случайно или не случайно староста заговорил об этом – Петр Бородин не знал. Но он решил, что более удобного случая не будет, и решился.
– Ты пей, Гордей Кузьмич, пей… А это верно, отгулялся Гришуха. Эвон, кто постарше его на год – Веселов, Артюхин, Ракитин – давно служат. Убили, поди, кого уж… не слышно?
– Нет пока… бумаги нету, – зевнул староста.
– Единственный он у меня, вот что, Гордей Кузьмич. Кормилец ведь. Может, льгота ему выйдет, а?
– Какая льгота тебе, – грозно сказал Зеркалов. – Война ведь… Не до льгот…
– Куда я без него, если… Подохну с голоду…
– Ты-то?! – усмехнулся Зеркалов.
Петр Бородин подвинулся поближе:
– Я давно хотел поговорить с тобой, Гордей Кузьмич…. Все бумаги через тебя проходят… Опять же, волостной старшина – твой родной брат…
– Ну? – насторожился Зеркалов. – Брат, допустим…
– Вот и… Гордей Кузьмич, благодетель!.. Э-э… чего там…
Петр торопливо, отрывая пуговицы, расстегнул рубаху на груди, сорвал с шеи что-то и протянул Зеркалову.
– Вот… – воскликнул Бородин и тяжело задышал.
На его вздрагивающей ладони, поблескивая, лежал массивный золотой медальон. Зеркалов тупо смотрел большими глазами на горевший кусок металла в руке Бородина.
– Может, тыщу стоит. Я не знаю, – еле выговорил Бородин.
– Э-эм-м… – промычал Зеркалов. – Ну-ка…
Но едва староста сделал движение, ладонь Бородина тотчас захлопнулась, и рука исчезла со стола так быстро, словно ее и не было там.
– Ты пей, Гордей Кузьмич.
Зеркалов послушно выпил. Закусить забыл, только вытер рот рукавом дубленого полушубка…
– Именно… Золото ведь… А тебе чего? Ты сбавь там, в бумагах, Гришкины годы… Гордей Кузьмич! И через посредство брата как-нибудь…
Зеркалов откинулся на стуле, обвел сузившимися глазами комнату, долго осматривал зачем-то сидевшего у дверей Григория с головы до ног. Повернулся и сказал хрипло:
– Лей…
Но стакан был полон.
– Али еще что придумай… Покажи в бумагах – помер, мол… А то ногу, мол, сломал. Локти – глушь, медвежий угол… Кто проверять вздумает? Век Бога за тебя молить буду, – быстро шептал Бородин.
– Годы-то в церковных книгах записаны, – проговорил Зеркалов.
– Да они ж вместе с храмом Божьим сгорели. А коли сохранилось что невзначай, я с батюшкой Афанасием как-нибудь… Не твоя забота…