Поветрие - стр. 52

Максим добежал до речного берега, чувствуя спиной голодный взгляд слепых белых глаз. Мертвяки почти не отставали, но и догнать его не могли – неслись позади, то и дело взревывая или всхрапывая. Один из них при жизни был крупным мужиком с длинной черной бородой в алом кафтане – может быть, стрелец. Две другие были бабы или девки в цветных душегреях, а кроме них был мальчонка лет семи. С неприятным холодком Максим подумал, что это, может быть, была когда-то одна семья, и тут же сам отогнал от себя эту мысль. Фрязин ему строго наказывал никогда не думать об упырях, что это когда-то были люди. Были – да все вышли, а теперь это только ходячая смерть. В волке и то больше человечности, чем в упыре – он больше нужного не ест и о волчатах своих заботится. Но волка же никто не жалеет – все знают, что он тебя жалеть не будет.

Побегать Максиму пришлось изрядно, но он почти что не задыхался – спасибо Мининой учебе. А вот упыри рассеялись, и теперь бежали не всей толпой, а по отдельности. Конечно, устать или потерять дыхание никто из них не мог – не было у них давно уж никакого дыхания. Но малец не мог угнаться за большими на своих малых ножках, а стрелец путался в остатках порток, а снять их у него, конечно, ума не хватало. Быстрее других бежали бабы – на них порток не было, но и то одна зацепилась душегреей за плетень и отстала от второй.

Максим остановился почти у самой воды, сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, а затем размахнулся хорошенько и огрел ту, что бежала первой, бердышом в бок. Тот вошел в гниющую плоть как надо, упыриха переломилась, рухнула наземь. Максим быстро вырвал из ее ребер бердыш, изготовился бить следующую.

Та бросилась на него, ощерив желтые зубы и выставив вперед скрюченные пальцы, словно разъярилась на смерть подруги и хотела за нее отомстить. Максим рубанул ее, вроде бы, так же, да вышло не так: бердыш застрял в ребрах, а хуже всего – что до хребта не достал, так что упыриха своей злобы не растеряла. Она издала змеиное шипение, дернулась, стремясь добраться до Максима, вытянула вперед костлявые синюшные руки.

Позади же ее уже догоняли двое ее товарищей, так что мешкать было некогда. Максим рванул на себя бердыш, вмиг осознал, что тот засел в упырихе намертво, выпустил его из рук, проклиная свою глупость, и бросился бежать обратно к Фрязину, обогнув двух других по упырей по дуге.

Мелкий упыренок с шипением бросился, было, на Максима, вцепился зубами в сапог, но сапог на Максиме был плотный, укус выдержал. Беда только, что пришлось сапог стряхнуть вместе с упырем и бежать дальше по холодной, еще кое-где с остатками снега земле в одном сапоге. Сделав же этак десяток шагов, Максим и второй сапог скинул, да побежал вверх по склону уже вовсе в одних чулках, молясь мысленно, чтобы не напороться на какой-нибудь гвоздь босой ногой. А упыри позади не мешкали. Усталости они не знали, и бежать в гору им было ничуть не тяжелее, чем с горы – не то что Максиму.