Поветрие - стр. 43

– Но зачем же вы все это делали? – спросил Максим.

– Ну, как зачем? – сказал Фрязин, но было видно, что он и сам призадумался, как бы лучше на этот вопрос ответить, но сходу сообразить не смог. – Во-первых, царских опальников грабить – не грех. И потом… нужно ведь было и нам чем-то жить. Не всем деревни давали и жалованье, кто-то должен был сам кормиться, как умеет. Дали саблю – крутись, как хочешь. А служба тяжелая, опасная. Не ровен час – пошлют тебя в степь, с татарами воевать. Или в Ливонию, на ляхов. А мы молодые были, всякому погулять хотелось… И царь понимал это, давал своим слугам потешиться…

– Я этого не понимаю, – сказал Максим. – Ну, положим, разгневал царя какой-нибудь боярин… положим, измену какую он против царя учинил. Ну, отними у недостойного поместья, отдай другому, достойному… а жечь-то зачем? Грабить зачем? Насиловать?

Он, в самом деле, не мог понять. Король Артур, про которого он читывал, был владыкой не таким уж добрым – мог осерчать на какого рыцаря и отобрать у него замок, а то и вовсе срубить ему буйну голову, иной раз даже из-за пустяка. Но чтобы он стал нарочно разорять свою же страну или позволял это делать своим рыцарям – такое у Максима в голове не укладывалось.

– Сложное это дело… – проговорил Фрязин. – Не нашего ума. Я думаю, для страху Божьего это делалось, а то ведь его ни в ком не будет. И то сказать, бояре такую волю себе взяли, нужно было их как-то окоротить. Вот государь и окоротил… как умел.

– Знаешь, говорят, что когда хочет Бог наказать человека, то лишает его разума? – подал голос Мина, и Максим поразился тому, сколько затаенной злобы прозвучало в его голосе. – Но того не говорят, что если захочет Он наказать целое царство, то лишает разума царя.

– Помолчи, – скривился Фрязин. – Неподобно такое говорить.

– Чего «неподобно»?! – взвился Мина. – И в лесу тоже «неподобно» так говорить? А где тогда? Или ты скажешь, что это неправда?

Максим смотрел на Мину удивленно – не привык его таким видеть. Должно быть, это сделалось от вина. Пил Мина редко – да почти вовсе не пил. Максим объяснял это себе тем, что хмельного очень не любила Домна Пантелеевна – завсегда она морщилась, даже когда видела подгулявшим и не мужа даже, а кого другого – отца Варлаама, к примеру.

– Я не знаю, – ответил Фрязин с таким выражением лица, словно отмахивался от назойливой мухи. – Я царя видел-то пару раз всего, давным-давно, еще когда в опричнине служил. Мне тяжело сказать, какой он человек на самом деле. Про него много болтают всякого. И что безумный он, и что бес его обуял… Но такое грех про царя повторять. Бог ему судья. Какой бы он ни был, без него еще хуже было бы.