Повести Невериона - стр. 75
Мальчик все тер.
– Я купил тебя, – Горжик расправил ногой загнувшийся угол, – думая, что ты дурачок. Но это не так. Ты помешанный. Прекрати это и скажи, зачем это делаешь. – Он встряхнул белый мех, бросил на черный и прикрыл сверху бурым.
Мальчик, не вставая, повернулся и посмотрел на хозяина. Цепь, свисая с его шеи, змеилась к столбу.
– Я мертвый, – сказал он, – и делаю то, что надлежит делать мертвому.
– Сумасшедший ты, вот что. Это твое трение меня раздражает. – Горжик уселся на одеяла. – Поди сюда.
Мальчик заковылял к нему на корточках, приподняв цепь на дюйм от земли.
– Я не сумасшедший. Я мертвый. Сумасшедшим был Наргит, но теперь… – Мальчик задумчиво вздернул верхнюю губу. Один из его зубов налезал на другой, делая парня еще более неприглядным. – Теперь он тоже мертвый, потому что я убил его. Может быть, я его встречу здесь.
Горжик хмуро ждал продолжения. Подлинно цивилизованные люди (вызывая недоумение у нас с вами) проявляют терпение к тому, что приводит в недоумение их.
– Я должен делать это, – продолжал мальчик, – столько жизней, сколько листьев у катальпы в три человеческих роста. Останавливаться нельзя. Но я уже так устал…
– По мне, так ты очень даже живой, – сказал Горжик. – Стал бы я покупать тебя, будь ты мертвый? На что мне мертвый раб?
– Нет, я мертвый! Я сразу понял. Всё почти так, как в дядиных сказках. Я сижу на цепи в месте, где нет ни ночи, ни дня; и если я буду тереть ее зеленым листком столько жизней, сколько листьев на катальпе в три человеческих роста, цепь распадется, я буду свободен и смогу пойти к речной излучине, где много плодовых деревьев и легко добыть дичь… Но знаешь? Меня сразу посадили на цепь, как только забрали из леса, и я сразу начал свой труд. Но спустя неделю, целую неделю после моей смерти, меня отдали человеку, у которого ты меня взял, и поменяли старую цепь на новую. И это нечестно, потому что я уже неделю трудился. И продолжаю трудиться все время, пока не сплю. Я знаю, что неделя не слишком долгое время по сравнению с числом жизней, равному листьям на катальпе в три человеческих роста, но я трудился как должно, и это приводит меня в уныние. В такое уныние, что хочется плакать.
– Позволь объяснить тебе, что значит быть рабом, – сказал Горжик. – Даже если ты будешь трудиться столько жизней, сколько листьев в целом катальповом лесу, твой хозяин, увидев, что твоя цепь стала хоть на волосок тоньше, мигом справит тебе новую. – Оба помолчали, и Горжик спросил: – Если я сниму с тебя цепь, ты сбежишь?
– Я не знаю даже, в какой стороне та речная излучина. И я очень устал.