Повести и рассказы - стр. 51
– Да, вот не знаю, как выйти.
Он провел меня в маленькую калитку. Пройдя вдоль старой мшистой монастырской стены, мы очутились на небольшом бугре, над оврагом. Место было пустое и тихое. Простой огромный восьмиконечный крест[67] простирал над поляной свои плечи сурово и важно. Над крестом, затеняя полянку, еще более терялось густолиственною головой в вечернем небе, ровно и крепко шумело на ветру громадное дерево.
– Тут, под этим крестом, что миру[68] лежит… и-и, без числа! – сказал мой провожатый. – Кладбища тут была крестьянская, – добавил он. – Потом, слышь, уничтожили. Не понравилось архирею одному, что плачем мы шибко, когда короним своих… Теперь, стало быть, коронимся в другом месте.
Когда я вышел на площадь, торг прекратился. Торговки укладывались и покрывали на ночь товар. Из монастырского двора выходили последние запоздалые, быть может, по кельям, посетители. Какого-то странника выталкивают силой и запирают за ним ворота. Странник громит отцов и собирает около себя кучку раскольников-слушателей… Около кухни трапезный послушник[69] равнодушно выслушивает укоры пришлых из города нищенок.
– Мало, что ли, принесла вам Владычица из Нижнего? Нет у вас для богомолок куска хлеба!
Послушник-хлебопек хладнокровно вытирал полой потное лицо.
– Вы должны просить со смирением, а вы дерзостно просите, – сказал он.
– Что я сказала? Только и сказала, что вам, дескать, мордовок своих, что ль, кормить нечем?
– Ну вот видишь: сама язвительные слова говоришь, а хочешь, чтоб тебе подали. Ступай, ступай!..
На площади народ редеет. Только у харчевни Андрей Иванович громко спорил с приехавшими на базар окрестными раскольниками.
– Врешь, не туда гнете!.. – разносился резкий голос неугомонного сапожника.
XII
На следующее утро я проснулся довольно поздно. Андрея Ивановича уже не было в избе.
Большинство богомольцев уже ушли, чтобы воспользоваться для пути утренним холодком. Зато из окрестных деревень народу прибывало все больше. Многие шли в церковь, чтобы повидать архиерея, но большинство, кажется, привлекала ярмарка, вступившая во второй день (так называемое подторжье). Завтра, с «отвалом», она должна была кончиться. В числе прибывших было много раскольников из ближних к монастырю деревень, и потому кое-где в кружках кипели собеседования, переходившие по временам в страстные споры, а иногда и в ругательства.
– Вы почему сами себя, например, православными считаете? – спрашивает раззадоренный спорщик.
– А потому, – высокопарно отвечает вопрошаемый, – что наша церковь – Христова, на правильной славе стоит во веки веков. – Никонова