Повесть о жизни - стр. 181
Я тоже начал одеваться. Я слышал, как тетя Маруся сказала внизу:
– Да, Костик здесь. Уже давно. И Глеб здесь. Надо их разбудить.
– Пусть спят, – ответила Мария Трофимовна. – Завтра успеют наболтаться. Как мы добрались, сама не пойму. В Рябчевке два часа пережидали грозу. Хорошо, что дорога песчаная.
– Ну пойдем! – сказал Глеб.
– Иди ты первый.
– Ага! – воскликнул Глеб. – Значит, вы волнуетесь, молодой человек!
– Зачем мне волноваться?
– Тогда пошли вместе!
Мы спустились вниз. В комнате горели лампы. Тетя Маруся собирала на стол чай. Под стенами стояли мокрые чемоданы.
Мария Трофимовна сидела за столом. Саша бросилась к нам навстречу и расцеловалась с Глебом и со мной. Она была страшно худая, но глаза ее блестели по-прежнему.
Мы почтительно поцеловали руку у Марии Трофимовны.
– Ого, как загорел! – сказала Мария Трофимовна и потрепала меня по щеке.
Люба стояла на коленях спиной к нам и рылась в корзинке. Она не оглянулась и продолжала что-то искать.
– Люба, – позвала Мария Трофимовна, – ты что же, не замечаешь? Костик здесь. И Глеб.
– Сейчас, – ответила Люба и медленно встала. – Я не могу найти лимон, мама.
– Ну и бог с ним, с лимоном.
Люба обернулась, поправила волосы и протянула мне руку. Она мельком взглянула на меня и отвела глаза.
– Садитесь, – сказала тетя Маруся. – Чай стынет.
Мы сели к столу. Дяди Коли в комнате не было. Я слышал, как он кому-то на веранде сливал на руки, а тот, кому он сливал, фыркал, мылся и говорил, картавя:
– Ради бога, не утруждайте себя. Благодарю вас.
– Кто это? – спросил я Сашу.
Она взяла меня за плечо и зашептала на ухо:
– Ленька Михельсон. Товарищ Любы по школе. Художник. Вундеркинд. Лошак!
– Кто? – переспросил я.
– Сам увидишь. Я его ненавижу.
– Саша! – прикрикнула Мария Трофимовна. – Перестань шептаться!
Люба недовольно взглянула на Сашу и потупилась.
С веранды вошел дядя Коля. За ним шел, вытирая руки, высокий юноша в очках, с длинным лицом и большими зубами. Добродушно глядя в лицо, он поздоровался со мной и Глебом. Несмотря на подслеповатость и неуклюжесть, сразу было видно, что он, как любила выражаться мама, из «хорошей семьи». Он держал себя вежливо и непринужденно, но, конечно, был явный горожанин.
Он сел к столу, взяв у тети Маруси стакан чаю, поблагодарил и сказал:
– Пасторальная жизнь!
Глеб фыркнул. Тетя Маруся тревожно посмотрела на меня и Глеба, а Саша сказала:
– Леня, ей-богу, возьмите лучше варенья. Это земляничное.
Дядя Коля тоже строго посмотрел на Глеба, но тут же улыбнулся.
После чая мы помогли Карелиным перетащить вещи на их дачу. Парк отряхивался от дождя и шуршал. В деревне на разные голоса орали петухи. Рассвет проступал над вершинами.