Размер шрифта
-
+

Повесть о пережитом - стр. 25


Отец

Харбин. 1922


Мама

Фотография для документов на выезд в Харбин.

Владивосток. Лето 1922


Я не боюсь высокопарных слов. Все, что я постиг в книгах, все, что прочитал и осмыслил, что сформировало меня как человека, пришлось на детство и закончилось к пятнадцати годам. Вместе с героями книг я скитался в прериях, одолевал ледяные пустыни, пробирался в джунглях с мечом в руках. Первые уроки добра, благородства, уважения к старикам, справедливости и чести преподали мне умные, добрые книги. С тех пор живет во мне трепетное уважение к книге: увидев перегнутую, заломленную страницу, я испытываю физическую боль. Самое удивительное, что это чувство не покидало меня в дни жестоких испытаний, когда, казалось, жизнь уходит от меня, и было совсем не до книг.

В неполных шесть лет отвел меня отец в престижную по тем понятиям гимназию Андерса. Пришлось показывать все, на что я был способен. Приняли безоговорочно в первый класс. Запомнились первые учителя. Вечная им благодарность и уважение. Трудилась над нами Зинаида Ивановна Баталова, делала из нас «человеков», вела все предметы, кроме Закона Божьего, на который специально приглашали батюшку. Был такой урок – чистописание – очень трудный для меня, потому что я увереннее держал в руке молоток, чем ручку с пером. Знала Зинаида Ивановна, что я неплохо рисую, однажды подошла и сказала: «Не мучайся напрасно, рисуй эти буквы, ты ведь можешь их нарисовать по этим линейкам». Потом похвалила мои первые опыты, и, представьте себе, вдруг я стал чисто писать. Весь класс и родители удивились. Великое дело – первые педагоги в жизни ребенка. Почему я оказался в гимназии? Дело в том, что школ для советских детей на Пристани не было, а ездить в Новый Город одному малышу было трудно. Водить за руку, ездить на автобусах с двумя пересадками было некому. Так начиналась полная забот школьная жизнь. И все равно каждую свободную минуту я использовал на то, чтобы понаблюдать за жизнью китайцев, толкался на свадьбах, шел вместе с похоронными процессиями, останавливался возле харчевен, смотрел, как работают уличные торговцы, мог часами наблюдать, как ведут себя китайцы, разгружая баржи или на земляных работах. С детства я проникся глубоким уважением к безответным труженикам, рядовым китайцам, дружил с китайчатами и до сих пор кляну себя за то, что не выучил китайский язык.


Борис

Харбин. 1929


Гимназия пошла мне на пользу. Когда переехали мы в Новый Город и пошел я в нормальную школу для детей советских граждан, оказался я в числе твердых «хорошистов», а то, что я на два года младше всех, никого не касалось. Страдал я по другой причине: был слишком раскормлен, ухожен, с абсолютно круглой рожицей и ниже среднего роста. Тут же мне приклеили прозвище «Христос», так оно за мной всю школьную жизнь до окончания техникума тянулось. И снова встреча с хорошим педагогом. Был у нас преподаватель математики Иван Самсонович Забелин – вечная ему память и благодарность. Он не просто помог нам полюбить математику, он заставил нас полюбить сам процесс обучения, узнавания нового, постоянного удивления окружающему. В какой школе нет баловства? Какие школьники могут в перемену спокойно выйти в коридор, чтобы никого не зацепить, не толкнуть? И каким нужно пользоваться авторитетом, чтобы, только показавшись в конце коридора, сразу установить в нем тишину и порядок? Такой фигурой, наводившей трепет почитания, мгновенно останавливающей любое «свободомыслие», был директор школы Иннокентий Ильич Башмаков. Как ему удавалось завоевать уважение ребят? В этом – глубокий секрет педагогического мастерства. Он никогда не повышал голоса, никогда не грозил кому-либо исключением, говорил подчеркнуто тихо и уважительно. К каждому ребенку обращался на «вы». Был в нем какой-то секрет обаяния, что заставлял затихать самых буйных. Можно было бы назвать еще многих, оставивших след в моей памяти своей безупречной выдержкой, великолепным изложением знаний, образцом отношений между преподавателем и учащимся. Все вместе наши педагоги создавали тот неповторимый климат, когда сквозь буйство детских чувств и эмоций, шалостей и вольности появляется главное – желание учиться.

Страница 25