Повелитель и пешка - стр. 13

Обр ослабел, забылся, а когда очнулся, уже стемнело. Бабка была дома, разжигала фителек в плошке с ворванью. Заметив, что Обр открыл глаза, засуетилась, притащила котелок, принялась поить его с ложечки жидкой юшкой.

– Где я? – спросил Обр, после третьего глотка отвернувшись от ложки, потому что мутило страшно.

– У меня, – прошелестело из-под платка.

– А ты кто?

– Анна.

– Это хорошо, – сказал Обр. Все-таки эти простолюдины страшно тупые. Тут нужно терпеливо, снисходительно.

– Как я сюда попал?

– На лодке.

– На какой лодке?

– На моей.

– Дура! – рявкнул Обр, терпение которого было очень коротко. По-настоящему рявкнуть не получилось, вышло какое-то жалкое шипение, да еще сильнее заболела голова. Но бабку в разум привести удалось.

– Я перемет проверяла, – сообщила она, – мы всегда у Сосницкой косы переметы ставим. До света вернуться не успела. Ветер поднялся, я не справилась. Отнесло к самым Откосам. Гляжу, на берегу чернеется что-то. Думала, морем выбросило. Решила проверить, вдруг что-нибудь нужное. А это ты оказался.

– А, – сказал Обр. Что он забыл у Откосов, помнилось слабо. Вроде драка какая-то была, с дерева прыгать пришлось. Наверное, головой треснулся. И вообще все болит.

– Вот я тебя в лодку и забрала. А потом мы с тобой шли. Еле-еле дошли, – закончила бабка.

– Куда шли?

– Домой.

– Точно дура! – снова не удержался Обр. – Да дом-то твой где?

– Вон там, – бабка махнула куда-то в темный угол, за печку, – Соли Малые, а мой дом тута, с краешку, на рыбацком конце.

Соли Малые. Обру это не понравилось. Все же город, не деревня. Народу много. Ходить начнут, вынюхивать. Дознаются – донесут. Бабка, видно, малоумная. Ей и невдомек, кто он, а то сама бы давно донесла. За Хортов хорошую награду дают. Всю ее хижину купить можно и лодку в придачу.

Но никто к бабке не ходил. Кричали-стучались под окном, звали на работу. Бабка нанималась поденно чистить-потрошить свежий улов, чинить сети, стирать белье или глядеть за детьми. Домой возвращалась поздно, уже в сумерках, кормила Обра тем, чем наградили за труды. Расплачивались с ней все больше рыбой. Хорт изо дня в день ел уху или жидкую кашу, заедал хлебом-серячком, но не спорил. В еде он был непривередлив. Покормивши раненого и повозившись с посудой, бабка забиралась на полати, копошилась за занавеской, устраивалась на ночь. Небось, платок свой безразмерный разматывала. А уходила часто засветло, ухитрившись не разбудить Обра. Говорить она с ним почти не говорила. Только и слов что «поешь», да «дайка я тебя умою», да «пойдем, до ветру сведу». Заботилась, в общем. Лекарств у нее никаких не было. Все раны, ушибы и шишки бабка лечила холодной водой. Но Хорта это не тревожило. На нем все заживало как на собаке. А от головной боли холодные примочки, сделанные сморщенными руками, хорошо помогали.