Посторожишь моего сторожа? - стр. 35
– Ну зачем ты издеваешься? Сейчас не время ссориться, ты же понимаешь.
Нехотя он согласился. Жаннетт с облегчением выдохнула. Как бы она ни презирала коммунистов (а Митя по-прежнему был коммунистом), этот человек единственный мог им помочь. Понимая это, и не услышав ее просьбы, Митя сказал, что сам обо всем позаботится и им не нужно будет бегать по вокзалам, выясняя подробности и подвергая свою жизнь опасности.
Провожая его до двери потом, Катя поинтересовалась, как же он останется в В., рискуя быть арестованным или убитым фашистами.
– О, ничего страшного, – наигранно ответил Митя. – Ну, подумаешь. Я не первый и не последний.
– Ну, тебе смешно, – обиженно сказала она. – А мне каково? Почему ты обо мне не думаешь?
– А что я делаю, по-твоему?..
Оба замолчали, злые друг на друга.
– Катишь, моя работа очень неприятна, – после паузы ответил он. – Корреспондент всегда рискует безопасностью, а в нашем случае и жизнью. Ты знала это с самого начала.
– Но мне не нравится, что ты…
– Хорошо. Но кто расскажет людям правду?
С осознанием, что он до отвратительного прав, она качала головой.
– Мне жаль, но не я решаю, какой должна быть наша жизнь. Я… мне честно… очень жаль. Я не хочу ничего, всего лишь рассказать людям… самым разным, на другом конце света, какую несправедливость мы видим здесь, под нашими окнами. Я не верю, что это что-то изменит. Но мы должны… должны рассказывать, пока есть возможность. Наверное, со стороны это глупо звучит.
– Нет, – тихо ответила она. – Извини меня. Это твоя работа. И я полностью… я…
– Я понимаю. Спасибо.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Как узнаю, позвоню, – бросил он, уходя. – Приготовьтесь.
Оббегав все места, в какие ему советовали обратиться, и потратив на это двое суток, он сумел достать билеты на 11-ое, на поезд, отбывающий ночью переполненным. Других вариантов не было – все было занято, многие соглашались ехать стоя, в основном, из иностранцев и местных, боявшихся за свои семьи из-за прошлого у коммунистов.
– Что же мы будем делать до 11-го? – спросила Катя.
Думая о ее неблагодарности, Митя напомнил, что это их единственный шанс уехать из страны.
– Ну, это хоть что-то… это уже успех, – сказала она после, чувствуя его обиду.
Так, нужно было ждать до пятницы 11-го числа.
В среду Митя их обеих сводил на «Трех сестер» в местном театре. Так как на улицах установилась тишина, даже не было машин, они до дома шли пешком, думая синхронно, что вот-вот наступит оттепель и можно будет отказаться от теплых шапок и перчаток.
Хотя сгустился вечер, Митя к ним поднялся и без стеснения уселся в их гостиной; он был спокоен, отчасти и весел, но что-то в нем, неловкое, не нравилось и раздражало Катю. Она, не избавившись от вечернего туалета, не присаживаясь, изучала комнату, и все в ней чувствовало, что на нее странно, в ожидании смотрят. Устав от них, Жаннетт извинилась и ушла к себе; ей тоже было неловко, как пожилому человеку, который мешает молодым решать свои проблемы.