Посмотрите, я расту - стр. 11
– Спасибо, сынок! – ответил дядя Толя каким-то странным, сиплым голосом и положил мне руку на плечо. _ Мне ничего не надо. У меня всё есть. Я всем довольный.
– Я вам десять пар сапог куплю!
– Да куда мне десять? Ног-то у меня только две! – засмеялся дядя Толя.
– А вы своим друзьям отдадите!
– Эва!—опять засмеялся старик.—У меня в живых-то один дружок Коля-мордвин, ему и двух сапог много, он с фронта на деревянном коне приехал.
– На каком?
– На одной ноге, а другая – деревянная.
– Да я вам чего хотите подарю!..
– Так уж подарил, – сказал дядя Толя. – Ты хоть бы не забыл меня. Вырастешь, приедешь в гости – вот мне будет радость.
– Ох, как я к вам приеду! С оркестром! Может, даже на коне! Когда я вырасту большой, мне бабушка разрешит папину кубанку каждый день надевать! Я приеду в кубанке! Как раз у меня голова тогда подрастёт. В этом году за то, что я первый класс с почётной грамотой окончил, бабушка дала её один раз перед зеркалом померить, но она мне велика. Очень красивая кубанка, белая с красным верхом. Настоящая казачья военная кубанка, но мне ещё пока велика.
Я вспомнил тот день, когда бабушка внимательно прочитала почётную грамоту и надпись в книге, которую я получил за успешное окончание первого класса, за отличные оценки в учёбе и примерное поведение. Потом сняла фартук, причесалась, достала из комода папину кубанку и надела мне на голову.
Эту кубанку привезли папины товарищи после войны и сказали, что папа велел мне передать, когда умирал в госпитале. И вот я надел её первый раз в жизни! И голова моя утонула.
Кубанка пахла дымом и ещё каким-то запахом, который я раньше никогда не встречал.
– Я похож на папу? – спросил я, смотрясь в зеркало.
– Вылитый, – ответила бабушка. И, уткнувшись в донышко кубанки, заплакала.
– Приедешь – и хорошо, – сказал дядя Толя. – Вот за разговорами и дошли незаметно. Вон деревня.
Вдоль улицы с одной стороны стояли весёлые, с голубыми наличниками дома, а с другой были какие-то бугры с трубами, из них кое-где вились дымки.
– Немец деревню сжёг, – пояснил дядя Толя. – В землянках живут. Обстраиваются потихонечку. Вот уж пол-улицы построили. Не горюй! Построим лучше прежнего.
Мы прошли улицей; на крылечках сидели старушки, пугливые малыши в грязных рубашонках выглядывали из землянок два старика тесали жерди, приветливые псы махали хвостами и задирали ноги на брёвна, лежащие вдоль улицы.
– Сейчас в землянках, почитай, никто уже и не живёт, так вроде как кладовки, по старой памяти печки топят. – Дядя Толя словно извинялся за то, что я видел.
– Вокруг нашего дома в городе, – сказал я, – тоже всё сгорело. Наш дом каменный, четырёхэтажный, и ещё несколько домов каменных уцелело, а все деревянные сгорели. Я не помню, как они горели, а бабушка говорит – страшно было. Немцы совсем близко подошли. Мама на фронте, папа на фронте. Эвакуация закончилась, а мы остались. Бабушка решила – будь что будет… Ничего, дядя Толя, всё построим! Ещё как построим!