«Посмотрим, кто кого переупрямит…» - стр. 8

, А. Миллеру и И. Морат (1968–1973). Кроме того, издавались и обоюдные переписки Н. Я. – с Н. И. Харджиевым (1940–1967), Б. Л. Пастернаком (1943–1946), А. А. Ахматовой (1944–1964), Н. Е. Штемпель (1952–1976) и В. Т. Шаламовым (1965–1968)[12]. Из писем, односторонне адресованных Н. Я., опубликованы лишь два письма А. А. Любищеву[13].

Уже в этих подборках писем мы встречаем удивительное типологическое разнообразие. Эпистолярное поведение Н. Я. напрямую зависело от корреспондента, от его “профиля” и от его реальной роли и значимости в ее жизни: переписка со старыми друзьями и вообще со “своими”[14] – это одно, с неслучайными и тем более со случайными знакомыми – другое, а с начальством и разными конторами – третье и т. д.

Большинство писем Н. Я. – априори бытовые по содержанию: Н. Я. всегда интересовали текущие дела и будничные проблемы корреспондентов, их здоровье, их быт, их близкие. При этом письма исполняли не только свою прямую – информирующую – миссию, но и создавали вокруг Н. Я. своего рода атмосферу простого человеческого двухстороннего общения, столь необходимого каждому человеку на земле, а в условиях СССР – вдвойне.

Письма служили заменой и телефону, и походам друг к другу в гости, почти недоступным Н. Я. в ее провинциальных служениях. Заглянуть в собственный почтовый ящик (роскошь, реальная для кочевницы Н. Я. разве что в собственной квартире в Москве да еще в Тарусе), сбегать на главпочту, бросить в напольный ящик с гербом письмо, выстоять очередь в окошко “до востребования”, а в другое окошко другую очередь для отправки перевода или телеграммы – было для Н. Я. само собой разумеющимся, рутинным делом каждого божьего дня. Она писала и отвечала на письма весьма аккуратно, дорожа и своими корреспондентами, и, разумеется, самой почтой как каналом коммуникации.

В оседлые годы, когда у Н. Я. появилась не только крыша над головой, но и почтовый ящик на двери, и телефон в квартире, пусть и прослушиваемый, когда многие из тех, с кем она иначе переписывалась бы, могли собраться вечерком на кухне и поболтать за чаем, ни объем, ни сам характер переписки Н. Я. не изменились. Во-первых, в Воронеже, Ульяновске, Ленинграде, Пскове оставались еще старые друзья, а во-вторых, завелись новые друзья и знакомые издалека – из США, Англии, Франции, Италии, Голландии и т. д., а стало быть, и новые корреспонденты!

Взятые как целое, письма Н. Я. никогда не сводились к быту и дружеской социальности, в них встречались – и довольно часто – интереснейшие наблюдения и глубокие размышления. А иные можно считать провозвестниками ее нераскрытого еще прозаического дара: превосходные тому примеры – письмо Н. И. Харджиеву от 1940 года или вся, от начала до конца, переписка с Б. С. Кузиным.