«Посмотрим, кто кого переупрямит…» - стр. 78
Что у вас слышно? Как вам живется? Беспокоюсь, что вы опять гриппуете. Напишите, как у вас. Сестра Шуры Румнева[230] влюбилась в Никиту, о чем <м>не сообщил приезжавший в Тарусу Шура.
Колечка, чего вы волнуетесь, кто будет писать об Осе? Имеет право каждый. В это вмешиваться нельзя. Я считаю, кстати, что Вознесенский в сто раз лучше Чуковского, например. Мне могут нравиться или не нравиться его стихи, но против него у меня никаких возражений нет. Я просмотрела порядок, который сделал в вашей книжке Оттен. По-моему, очень выигрышно и хорошо. Чуточку есть сырое в начале. А развитие получается интересное. Огорчает нервичность стихов – почти всех. Это жаль. Но это вы.
Мне кажется, что это мешает вам выйти на большую дорогу. Впрочем, это не только в вас дело, а в том, что жизнь складывалась так, что живое восприятие ее всегда было нервичным. И всё же, если б такая книжка вышла, было бы очень хорошо. Она, так сказать, портретна. Чем черт не шутит, начните ее толкать. Целую всех. Н. М.
Я приеду, наверное, на день-два в конце февраля, а потом надолго в конце марта.
А вдруг нам удастся получение квартиры и обмен, и я окажусь с вами!
Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди 16 <декабря 1962 г., Псков>
Варенька и все девочки и мальчики!
Сейчас я жду выступления по радио моего любимого писателя Кочетова[231].
Оно будет в 20 часов по московскому времени. Ура! я услышу дорогой голос.
В Союз Воронкову[232] не звоните: я уже получила деньги.
А вот к Луконину[233] надо бы. Но его, наверное, не зовут к телефону.
Рада, что кофта пришлась Тале. А что Люся не будет носить, я знала. Она даже канареечку не носила. Такая хитрая…
Я в бешенстве, что сократили Осины стихи. Были вы на выставке в Манеже? Она еще не закрыта?
Не придирайтесь к Володе[234]. Вы так же любите снобов и модников, как он.
Что я думаю про Бродского? Ровно ничего: я не люблю полу-абстракционизма в стихах. Это потоки, льющиеся с равномерной силой и безразличием. Но что страшно, это часто пахнет самоубийством. В стихах. Это страшновато. А сам он рыжий пляшущий еврейский дервиш. Убедительно, но никому от этого легче не было.
Мне что-то тяжело живется – болит сердце (психически) и душа (физически). Оттены пишут, что вызовут меня на неделю в Москву. Вероятно, надеются на прописку. Что ж. Но выйдет ли, неизвестно.
В Пскове как в Пскове.
Скучаю по вас и по Жене. Мне очень одиноко, хотя здесь есть милые люди.
Целую вас всех крепко. Надя.
Неужели нам так и не удастся поселиться вместе?
Что у Никиты со “снами”? Чрезмерная чувствительность? Надоела школа? Бедный зверек. Что он говорит?