Последняя весна - стр. 7
Сложно, должно быть, с такой личностью внутри в итоге мириться с тем, что ей по итогу дает судьба? Думаю, именно эта личность требует большего, не позволяя ей свыкнуться с тем, что она имеет. Возможно, это мне передалось именно от нее. Стремление к большему, не желание мириться с тем, какой сэндвич с дерьмом приготовил для нас мир.
И чем больше я наблюдал за страданиями мамы – тем больше ненавидел отца. Если он не может дать маме то, чего она заслуживает – почему просто не отпустить ее? Не открыть клетку и не позволить прекрасной птице вылететь? Позволить самой найти то, что ей надо? Зачем кормить обещаниями, ожидая, что однажды птица все же поумерит свой пыл и позабудет, что она в клетке?
Возможно, я был субъективен к нему – ведь отец старался. Ради нее он и переехал, ради нее вкалывал на двух работах, чтобы поскорее купить свой угол. Он старался, как мог, но выше головы не прыгнешь.
Через год, когда мне стукнуло 12, мы все-таки смогли позволить себе дом. Убогий домишко в самом злачном районе Чикаго – единственное, на что нам хватило. Когда мама прошлась по нему впервые, скептично поджав губы, она сказала, что ремонт здесь катастрофично необходим, но нам катастрофично не хватит на него денег еще ближайшие лет десять.
Отец разозлился и ответил, что чтобы ей не дай – она всегда останется недовольной. Что он впахивал как лошадь, дал ей то, что она хочет, и она все равно нос воротит.
– То, что я хочу? – как-то горько усмехается мама и обводит руками стены – ты думаешь, Матео, этого я хотела, когда говорила о переезде? Сменить один погреб на другой?
Она хмыкает, недовольно отмахивается, словно ей кто-то что начал говорить, и выходит в гостиную.
Отец гневно сжимает кулаки, глядя ей вслед, после чего обессиленно вздыхает и опускает голову. Смотрит на меня:
– А тебе нравится, сынок?
Не знаю, что ответить. Мне, как и маме, уже давно нигде не нравится. Но он слишком подавлен сейчас, а бить подавленного – это как-то низко. То же самое, что избивать инвалида.
– Да, пап – бурчу я – класс, мне вкатывает.
В итоге мама как-то пытается облагородить эту хибару, но ничего не выходит. Весь день она ходит мрачная. Тогда я думал, что это из-за дома. Теперь понимаю – дело было в другом.
Тогда она окончательно поняла, что это конечная точка. Когда мы жили в Мексике, да даже когда мы жили у тетки, были надежды, что настанет светлое «потом», когда отец накопит денег, мы купим жилье и заживем. А теперь «потом» настало. «Прекрасная» Америка.
Этот сарай должен был стать нам домом на ближайшие пару десятилетий, как и грошовая работа отца. Думаю, именно в тот день мама отчетливо поняла, что ничего не поменяется.