Последняя история Мины Ли - стр. 41
Местные жители собирались по выходным на рынке, где повсюду играла мексиканская музыка региональных жанров – например, банда или нортеньо. По проходам под руку с детьми мирно бродили мужчины с татуировками на лице и шее. Церкви арендовали крытый угол парковки рынка для выступлений и религиозных собраний, а семьи – для кинсеаньер – традиционных в Мексике празднований пятнадцатилетия девочек.
В такой местности, пересеченной железнодорожными путями, где повсюду валяется обычный и крупный мусор вроде матрасов, старой мебели и сломанных тележек, мама Марго и другие корейские иммигранты зарабатывали на жизнь, арендуя относительно дешевые помещения. Даже Корейский квартал оказался слишком конкурентным и дорогим, поэтому они перекочевали в другие округа – Южный Централ, Белл или Хантингтон-Парк, – работая за прилавками по десять часов в день, порой без выходных, астрономически далеко от своих домов и привычного уклада жизни.
Марго терпеть не могла ходить сюда с мамой по выходным и по будням во время каникул, когда, по ее представлению, остальные дети во всем мире наслаждались свободой, катаясь по белому песку или изумрудной траве. Она же вместо этого торчала на рынке среди пластиковых вешалок и одежды, пахнущей химическими красителями, а мама, изнемогая от усталости, порой даже срывалась на крик.
«Amiga! Amiga!» – с корейским акцентом кричала она покупателям, когда те уходили, лишь просмотрев вещи на полках. Этот образ запечатлелся в памяти Марго – вид удаляющихся женских спин, обращение amiga к женщинам, которые не нуждались в подруге, мамины попытки говорить на их языке: «Amiga! У меня вам что-то есть». Ее не слышат, на лице отражается печаль… нет, скорее стойкое принятие отказа. Марго отлично помнила тон маминого голоса в самые отчаянные времена, когда та не знала, сможет ли заплатить за квартиру или купить продукты, – крик женщины, которую выбросило за борт и она барахталась в воде и звала на помощь других женщин, проплывающих мимо на шлюпках.
Теперь же, вновь вернувшись на рынок после долгого отсутствия, Марго поразила окружающая ее грязь. Ужасно, что Мигель – человек из ее мира среднего класса в Сиэтле с посудомоечными машинами, вещами из флиса и бутылками воды из нержавеющей стали – увидит другую неприглядную сторону ее детства и юности. Марго привыкла стыдиться своего дома, работы мамы, своей жизни.
Вот только почему?
Возможно, зеленые лужайки и торговые центры лишь одно из воплощений американской мечты, а это место – другое. Теперь Марго это понимала. Да, оно не соответствовало общему представлению; его не показывали с состраданием во всей своей многогранности по телевизору или в кино, потому что оно воплощало в себе все то, чего боялись и потому презирали люди среднего и высшего класса, включая Марго, – кажущейся неизбежной, циклической бедности. И все же в действительности эта жизнь тоже является воплощением американской мечты, ради которой люди покидают родину и трудятся день и ночь. Здесь они строят и развивают то, что любят: семью, дружбу, общество, чувство общности. Это их версия мечты.