Последний мужчина - стр. 15
Вдосталь поиронизировав над собой бестолковым, Загорцев обрёл боевое расположение духа и решил, что всё, что ни делается – к лучшему. С этим настроем он и прибыл к местам не столь отдалённым.
Нарушителя общественной нравственности доставили на окраину Котона – к небольшому четырёхэтажному особняку. В служебном помещении первого этажа, лицемерно называемом котонцами приёмным покоем (по меркам прошлого – настоящая дежурная часть), модник Крэк, успевший оправиться от фиаско и навести на себе и на одежде шик и лоск, завёл на Романа электронный формуляр.
По завершении формальности стиляга пояснил Загорцеву, что тому придётся задержаться в этом славном заведении до прибытия главного этика и трёх эксцессоров. Затем этик и пара роботов чинно и благородно препроводили Загорцева на второй этаж, в так называемый зал ожидания, захлопнув за ним звуконепроницаемую дверь.
Войдя внутрь, Роман обнаружил, что томиться в котонской тюрьме в ожидании прибытия высоких лиц ему придётся вовсе не в одиночестве: в зале находился пожилой узник. Незнакомец был небольшого роста – чуть выше обычного котонца, худощав и плешив. Он уже достиг преклонного возраста. Несмотря на лысину, незнакомец явно не принадлежал к представителям котонского социума. Едва взглянув на его обличье, Загорцев шестым чувством опознал в товарище по несчастью близкое ему существо. Наитие подсказало Роману, что перед ним некто, родственный и по происхождению и по эре появления на свет божий.
– Имперро!? – с внезапным восторгом извлёк он термин из какого-то полузабытого космополитического лексикона.
– О йес! – вскочив с дивана, с радостным придыханием заорал ему в ответ узник, тоже интуитивно опознав в новом сотоварище однопорядковое ему существо. – Имперро! Имперро туристо облико морале! О йес! Да! Да!…
Две истосковавшихся личности смаху идентифицировали друг в друге имперских людей. Они непринуждённо, искренне и без дипломатических условностей пожимали друг другу руки, хлопали по плечам, дружески обнимались и по-мальчишески без комплексов хохотали. Иногда смех стихал. Тогда они отстранялись, осматривали друг друга и вновь начинали счастливо хохотать. Старичок даже прослезился на радостях.
Со стороны их вполне можно было принять за рецидивистов, на свободе невыразимо истосковавшихся и по неволе, и по подельникам, и наконец-то, к взаимному удовольствию, одинаково осуждённых на пожизненное заключение.
– Вы, правда, имперский? – не веря удаче, повторял Роман. – Имперский?
– В натуре! Более имперского, чем я, не бывает, – отвечал ему старик, несколько картавя. – Да чего это мы на «вы» да на «вы»? Давай запросто – на «ты». Нас, имперских, осталось так мало, что все мы – братья.