Последний мужчина - стр. 17

– Если бы не что? – участливо спросил его Загорцев, почувствовав по интонации старичка, что тот добрался до драматической страницы своей планиды.

– …Если бы не женщины, – прерывисто вздохнул Тверизовский. – Ведь чтобы я ни делал, чем бы ни занимался, в конечном итоге – всё ради них…

– О, как я вас понимаю! – всецело присоединился к нему Роман. – И что же? – нетерпеливо поторопил он «потрясателя мироздания».

– И надо же такому случиться, – посетовал тщедушный старикашка, – что на склоне лет я втюрился со страшной силой в одну неотразимую канашку. У неё ноги были – одна длиннее другой! Сто тридцать пять сантиметров каждая! Представляешь: сто тридцать пять! Даже у Дрианы Кленариковой были короче. Моя канашка была горячее, чем хот-дог – семь раз за ночь! Это было как…, – подыскивал и не мог подыскать уместных терминов для сравнения сладострастец. – Это…Ну…

– Эструс и либидональный гипертаксис, – подсказал ему сексуально грамотный спортсмен, окончивший институт физической культуры имени Ресгафта.

Уж в чём в чём, а в интимной сфере футболисты во все времена были в числе фаворитов. И от недостатка скабрезности, естественной в сугубо молодёжной мужской компании, они не страдали. Недаром в раздевалке армейцев бытовала шутливая поговорка: "Мы ребята боевые, любим щели половые!" Хотя в данной загадке имелись в виду всего-навсего тараканы.

– Чего-чего? – тем временем, недопонимая, уставился на Романа сластолюбец.

– Эструсом у женщин именуется период повышенной потребности в плотских утехах, – блеснул образованностью Загорцев. – А у нас, мужиков, то же самое именуется гипертаксисом. То бишь, бушующее либидо самца.

– А-а-а…, – вник в смысл научных определений старик. – Да-да! Таксис! Да ещё какой! Она меня так таскала, так таскала…Все блага мира были брошены к её ногам, – от воспоминаний умирающим воробышком закатил глаза Тверезовский, – а она…

– А она? – с повышенным интересом допытывался сочувствующий.

– А она…, – аж застонал от томных воспоминаний баловень женщин.

– А она? – заинтригованно подгонял его соболезнующий.

– …А она за одну лёжку заразила меня атипичной пневмореей,

ослиным гриппером, сусликовым геморроем и ураганным недержанием мочи и остальных испражнений, – трагическим тоном подвёл промежуточную черту собственному откровению Борис Абрамович. – Трах-тибидох!

Завершение «лав стори» и развязка находились в таком контрасте с мелодраматической увертюрой и надрывным тоном Тверезовского, что Загорцев огромным усилием воли сдержался от обидного смеха.

– …Верно говорят, что купить можно, что угодно, – продолжал меж тем повествование любвеобильный блудник, не заметивший мины веселья на лице товарища по несчастью, – кроме здоровья. Тогда эти болезни не лечились. И я, как и ты, Рома, не нашёл альтернативы анабиозу.