Последний конвой - стр. 7

Михаил взмахивает руками в тщетной попытке остановить погружение, с надеждой оглядывается. Вокруг только пустыня, раскаленный воздух и бескрайнее небо с двумя убийственно слепящими солнцами. Еще секунда, и его голова навсегда скроется в песке. Он удваивает усилия, отчаянно барахтается, бьется в пароксизме отчаяния, ужаснувшись неизбежному, кричит, что есть мочи. В открытый рот тут же сыплется струя раскаленного песка, мгновенно забивает глотку и легкие, крик обрывается едва начавшись. Михаил кашляет, перхает, выплевывает песок, снова судорожно вдыхает, открывает глаза и просыпается…

***

Голова кружится, перед глазами плывет. Он несколько секунд растерянно моргает, пытаясь сфокусировать зрение.

Черт возьми, да где это я?

Память возвращается урывками: экспедиция, важный груз, конвой, Африка.

Африка, мать ее!

Михаил сумел различить в темноте Иваныча, который низко склонившись, прижал указательный палец к губам, затем отодвинулся и поманил за собой. Резко сел и почувствовал сильное головокружение. Спертый воздух, жара, искусственно созданная влажность. Все понятно – перегрев. Тепловой удар.

Он аккуратно встал, пошатываясь, пошел вслед за дедом. Там на поверхности, конечно, гораздо жарче, но хотя бы есть свежий воздух. Иваныч наклонился и отодвинул в сторону стеганое ватное одеяло, закрывающее вход. Михаил присел на корточки, поднырнул в образовавшееся треугольное отверстие и оказался снаружи.

То, что он почувствовал в следующую секунду, можно сравнить с ударом кувалды в лоб. Невыносимая жара обрушилась сверху, словно обдало кипятком. Михаил начал судорожно хватать ртом воздух, как совсем недавно это было во сне. В глазах опять поплыло, ноги сами собой подогнулись, чтобы не рухнуть на песок он ухватился за плечо старика и повис на нем.

– Тише ты. Стой, не дергайся. Сейчас акклиматизируешься.

Безумным взглядом Михаил обвел окрестности лагеря. Глазам больно от невыносимо белого песка пустыни. Солнце жжет даже сквозь брезент тента. Горячий воздух, поднимающийся от раскаленного грунта, создает невероятные иллюзии. Все предметы колышутся, плывут, произвольно меняют форму и размеры.

Враз пересохшими, шершавыми и совершенно не подчиняющимися губами Михаил просипел:

– Сколько градусов, Иваныч?

– Сорок восемь, – ответил старик, – и это мы только на триста километров отъехали от побережья. Дальше будет хуже.

Михаил закрыл глаза и тихо застонал, бормоча что-то невнятное.

– Мишка, подсобить треба. Старый я стал, не могу один колесо снять. Тяжелое, зараза. Бандюки нам скат прострелили, если не заклеить, пожуем покрышку. На ободах по песку далеко не уедем. Жалко машину.