Последний конвой - стр. 41

Щелчок застегиваемых наручников, грубый тычок в спину.

– Пошел!

Косые струи дождя перечеркнули жизнь на две неравные половинки…

Только не поскользнуться в луже, могут застрелить под предлогом попытки побега.

Черный фургон припаркован возле самой дорожки, марку машины не разглядеть в темноте. Наверняка из городской управы. Впрочем, да откуда же еще?

Сверкает молния, осветив широко распахнутую заднюю дверь, с маленьким окошком, забранным снаружи самодельной решеткой.

Мне – туда.

Хотел оглянуться, еще раз увидеть Людмилу, прижавшуюся лбом к оконному стеклу. Не дали. Грубый толчок в спину, яростный хлопок металлической двери, бессмысленный шорох дождя по железной крыше казенного фургона. Прогоркло пахнет старой кожей и машинным маслом, каждый звук бьет электрическим разрядом по оголенным нервам.

Все тот же властный голос командует водителю:

– Поехали!

Рычит мотор, зубовным скрежетом отзывается изношенная коробка передач, фургон рывком срывается с места окутанный клубами вонючего дыма, катит по разбитой дороге переваливаясь с боку на бок, словно пьяный матрос. Напротив, на деревянной лавке пристроился конвойный с автоматом. Смотрит лениво, равнодушно, не ощущает угрозы в задержанном.

Клапана стучат, автоматически подмечает взвинченный нервным напряжением мозг, а равнодушный циник глубоко внутри головы ехидно и вкрадчиво бормочет вполголоса:

– Ну, вот и все. Допрыгался, голубчик.

Может быть, еще обойдется?

– А вот это – вряд ли, – ехидно отвечает все-тот же мнимый внутренний голос, и демонически хохочет.

В голове пульсирует боль. Петр едва слышно, одними губами шепчет:

– Заткнись, сволочь!

***

Петр Иванович дернулся во сне, ударился коленом и проснулся в холодном поту. Затравлено осмотрелся по сторонам, – ровно гудит движок старенького МАЗа, пацаны мирно беседуют в кабине, за окнами ночная Африка. Кажется все в порядке. Переживать не о чем. Это просто кошмар приснился.

Потом долго лежал с закрытыми глазами без движений. Ровный гул двигателя подействовал успокаивающе, бешено колотящееся стариковское сердце постепенно сбавило обороты, возвращаясь к привычному ритму. Глубоко вздохнул, перевернулся на другой бок.

Плохой был сон. И день, по всей видимости, тоже предстоит паршивый.

– Ничего, родные мои, – одними губами прошептал Петр Иванович, – Бог даст, скоро свидимся!

Двадцать лет прошло, а рана так и не зажила…

Он поднял руку и смахнул одинокую стариковскую слезу. Покачал головой отгоняя воспоминания в самый дальний, покрытый паутиной угол памяти.

Соберись тряпка, со злостью приказал себе Петр Иванович, и ощутил, как нервы привычно сворачиваются в тугой каменный узел, еще немного и для тебя все закончится, в этот раз по-настоящему, без дураков. А пока всю волю в кулак и наслаждайся остатком жизни, вдыхай полной грудью терпкий аромат пустынного воздуха, изнывай от жары полуденного зноя, скрипи песком на зубах и с величайшим наслаждением глотай суп из планктона, как бы противен он не был. Впрочем, суп не так уж и плох, итальяшка свое дело знает…