Последний канцлер - стр. 9
Не, не смогу.
Горчаков: Это почему?
Филипп: По-ихнему говорить я не умею. Да и наук никаких не знаю. Грамоте плохо обучен. Пущай лучше каждый свое дело делает. Министры – договоры пишут, а крестьяне – землю пашут.
Горчаков (смеется): Да ты не просто философ, Филипп, а прямо конфуцианец!.. Ну, хорошо, а если англичане сюда приедут дела вести? Или, например, землю пахать начнут, вот прямо здесь, по соседству?
Филипп: Ежели человек дельный, работник справный, пущай себе пашет. Главное, чтобы не пьяница был, обычаи наши уважал и супротив общины не шел. А по-русски говорить как-нибудь выучим…
Горчаков: И тебе не жалко земли?
Филипп (пожимая плечами): А чего ее жалеть? В России землицы много… Для друзей она завсегда скатертью-самобранкой обернется, а для врагов – погостом.
Горчаков (смеется): Ну вот скажи, Пушкин, что мы за империя такая странная? Никого не грабим, население коренное с их земель не сгоняем, союзнические обязательства, даже если это нам не выгодно, выполняем, даже принять у себя готовы всех, кто этого пожелает!
Пушкин: Думаю, все просто. Цели в жизни разные. Западный человек хочет жить богато, а русский – соборно.
Горчаков: Пожалуй, ты прав. Идеал русского человека – всеобщая соборность. Все народы мира живут как одна большая семья… Как думаешь, Пушкин, осуществим этот идеал когда-нибудь?
Пушкин: Не знаю. Может быть. Хотя идеалы редко осуществляются. На то они и идеалы.
Горчаков: А ты, Филипп, как думаешь? Смогут разные народы жить как одна семья?
Филипп: Отчего же нет? Только не скоро ишшо…
Горчаков: Отчего не скоро?
Филипп: Несправедливости много на свете. Темноты, зависти, злости… по всему видать, до царствия божьего на земле долго.
Горчаков: Так может, и идти туда не стоит? Может, тоже начать стремиться к богатству?
Филипп: Богатство что ж, очена неплохо. Только скучно оно само по себе, без царства божьего. Был тут в соседнем имении мужик, Макаром звали. Так все о воле мечтал. И вот случилось, спас он как-то своего барина. Ну, тот в благодарность вольную ему подписал. Торговать Макар начал, разбогател… А через два года удавился.
Горчаков: С чего это вдруг?
Филипп: Скучно жить стало. Ведь он о воле как о царстве божием мечтал. А она в жизни для него богатством обернулась.
Горчаков: Интересный ты мужик, Филипп. Сам-то на волю хочешь? Тебе она не опасна?
Филипп: Мне не опасна. Я о воле не мечтаю.
Горчаков: А о чем мечтаешь?
Пушкин: Знаю я, о чем он мечтает. Все о Палашке, небось, грезит.
Горчаков: Что еще за Палашка?
Пушкин: Да есть тут одна, местная красавица.
Горчаков: