Размер шрифта
-
+
Последний Иерусалимский дневник - стр. 12
о чём гораздо лучше бы не знать.
«А мне уже непостижимо…»
А мне уже непостижимо,
уже загадка для меня —
как можно жить внутри режима,
здоровье в целости храня.
«Есть чудо, тайна и секрет…»
Есть чудо, тайна и секрет
в любом поступке разовом:
я твёрдо знал, что Бога нет,
но кто мне путь подсказывал?
«Это лишь мыслишка, а не знание…»
Это лишь мыслишка, а не знание,
это в темноте моей просвет:
каждый что-то вносит в мироздание,
знает он об этом или нет.
«Сочинитель некрупного профиля…»
Сочинитель некрупного профиля,
я привязан к бумажным листам,
и гуляет моя философия
по доступным и мелким местам.
«Когда цветы к ночи пожухли…»
Когда цветы к ночи пожухли,
нигде не слышен пьяный мат,
ко мне доносится из кухни
невыразимый аромат.
«Я не предам себя стыду…»
Я не предам себя стыду
за то, что я люблю еду:
недаром слово «продовольствие»
созвучно слову «удовольствие».
«Бывало больно, горько, кисло…»
Бывало больно, горько, кисло —
судьба скупилась на ковриги,
и то, что нет у жизни смысла,
опровергали только книги.
«Судя обо всём уравновешенно…»
Судя обо всём уравновешенно,
трезво, не пристрастно, объективно,
трудно без печали, с болью смешанной,
высказать, как это всё противно.
«Влияние наследственных корней…»
Влияние наследственных корней —
заметно, впечатляюще и грустно:
мой предок – местечковый был еврей,
и я живу довольно захолустно.
«Пришло предчувствие приятное…»
Пришло предчувствие приятное,
и я поверил, идиот,
что нечто вдруг невероятное
случится и произойдёт.
«Однажды жизнь освободится…»
Однажды жизнь освободится
от заражений и опаски,
без масок будут наши лица
уже в обычной личной маске.
«Дни летят, превращаясь в года…»
Дни летят, превращаясь в года,
предвещая распад и разлом,
очень редко, совсем иногда
обдавая ушедшим теплом.
«Когда приходит увядание…»
Когда приходит увядание,
как и положено в судьбе,
родится новое страдание —
печаль о нынешнем себе.
«В будничной рабочей суматохе…»
В будничной рабочей суматохе,
в сумерках житейского колодца
многие черты своей эпохи
людям уловить не удаётся.
«Я сильно временем иссушен…»
Я сильно временем иссушен,
а также в силу безысходности
я стал почти что равнодушен
к любой текущей в мире подлости.
«С возрастом пишу гораздо тише я…»
С возрастом пишу гораздо тише я,
старческую сдержанность ценя,
кто читал мои четверостишия,
очень огорчится за меня.
«Творцом означена тенденция…»
Творцом означена тенденция,
и вышло гнусное явление:
угасла начисто потенция,
но подло тлеет вожделение.
«Готов идти я на пари…»
Готов идти я на пари,
что знаю древних знаний сливки:
душа находится внутри,
а к ночи требует поливки.
«Я говорю прозрачно и открыто…»
Страница 12