Последний - стр. 6
Не умея толком ничего делать… Ничего не зная о том, как и что сажать, выращивать, мы с трудом выживали. Находясь в основном на подножном корму, пробуя есть травы, коренья, насекомых, мы голодали… А голодая, думали только о еде, вставая утром, проживая день, ложась спать и даже во сне. Так как и сны нам с братом снились одинаковые, о том как мы сидим в нашей квартире за столом уставленном тарелками, блюдами с едой, а через широкое окно в кухню вливаются, наполняя его светом и теплом, солнечные лучи.
Глава вторая. Сашка
Брат считал меня неженкой, сначала величая «маменькиным сынком» потом «папенькиным недотрогой». Будучи старше меня на пять лет, он всегда говорил со мной грубо, не редкостью поднимая на меня руку, осаживая злыми словами, надсмехаясь и тем, как полагал воспитывал во мне мужчину. Но когда папа, притащив нас в лачугу, пропал, Сашка изменился, не просто повзрослев как-то сразу, в один день, что ли… Но и поставив своей целью накормить, обезопасить меня…
Брат не только упорно искал нам пропитание, но и делал все, чтобы научиться выживать в сложившейся ситуации. Впрочем, не редкостью прячась от меня, Сашка горько плакал и поднимая вверх голову, словно там в небесах его могли услышать, сбивчиво шептал: «Папа, папа, что же ты наделал. Оставил нас. Бросил. Как же я теперь, как Максим. Ведь мы ничего, ничегошеньки не умеем. Ты говорил, учись хорошо… И, что? Что теперь? Ни один предмет, ни алгебра, ни химия, ни история сейчас, когда мы оказались тут вдвоем нам не помогают выжить. Вся эта учеба оказалась пустой и никчемной потерей времени, не больше того».
Когда я случайно заставал его за теми взываниями, всегда торопливо опускался на присядки и замирал, не желая подать виду, что наблюдаю за ним. Осознавая, что брат приняв на себя заботы о нашем выживании, не зная и не умея это делать, очень сильно переживал, видимо, будучи не уверенным в собственных силах и возможностях.
Хотя Сашка старался… Зная не плохо биологию, он, все-таки, умел использовать те малые крохи знаний (как оказалось) для нашего выживания. Поэтому мы все время жевали цветки одуванчика, трилистника клевера. Ели молодые листья будры плющевидной, корни чесночника черешчатого, и варенные листья мокричника. А на остатках масла порой жарили зеленые, молодые листья подорожника, отваривали корни лопуха. И, конечно, в еду шло все, что двигалось и ползало, все, что плавало и, что удавалось поймать, найти Сашке. Были ли это яйца птиц, улитки, лягушки, земляные черви, которых мы в основном варили в кастрюле над костром, добавляя туда по горсти круп, а когда они закончились листья растений. Чай мы заваривали из хвои сосны или ели, для этого срывая молодые верхушки веточек. А ранки смазывали хвойной смолой – живицей. Может потому и не болели, столь долгий срок.