Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена - стр. 50
– Не лезь ко мне, грубиян! – проворчал гигант, и голос его был похож на глухой рык рассерженного тигра. – Мое вино отлично сойдет для трупа, который скоро будет валяться в сполиарии[96].
– Каркай, каркай, старый ворон! – сказал гладиатор с презрительным смехом. – Ты еще удавишься со злости, когда увидишь, как я получу пальмовый венок. А когда я возьму приз в амфитеатре, в чем не может быть сомнений, то первым делом поклянусь Геркулесу никогда не брать в рот твое мерзкое пойло!
– Только послушайте его! Послушайте этого скромного Пиргополиника! Ясное дело, он служил под началом Бомбохида Клитоместоридисархида![97] – воскликнул хозяин. – Нигер, Спор, Тетраид, он хвастает, что отберет у вас приз. Клянусь богами, каждый из вас одной рукой может его придушить, или я ничего не смыслю в этом деле!
– Ладно! – сказал гладиатор, багровея от гнева. – Ланиста[98] рассудил бы по-иному.
– Как может он рассудить против меня, наглый Лидон? – нахмурился Тетраид.
– И против меня, победителя пятнадцати поединков! – крикнул гигант Нигер, подходя к гладиатору.
– И меня! – проворчал Спор, сверкнув глазами.
– Тьфу! – Лидон скрестил руки на груди и вызывающе поглядел на соперников. – Игры скоро начнутся. Поберегите свою храбрость до тех пор.
– Правильно, – сказал угрюмый хозяин. – И если я прижму большой палец, чтобы тебя помиловали, пусть Парки[99] перережут нить моей жизни![100]
– Веревку, а не нить, хочешь ты сказать, – заметил Лидон насмешливо. – Вот тебе сестерций, купи себе веревку и удавись.
Титан-виноторговец схватил протянутую руку и так стиснул ее, что кровь брызнула из кончиков пальцев на одежды окружающих.
Все разразились хохотом.
– Я научу тебя, желторотый хвастун, разыгрывать передо мной героя! Я не какой-нибудь хилый перс, уж будь уверен. Как! Разве я не выступал на арене двадцать лет без единого поражения? Разве не получил я жезл из рук самого эдитора в знак победы и права почивать на лаврах![101] А теперь мальчишка будет меня учить?! – сказав это, он с презрением отшвырнул руку Лидона.
Ни один мускул не дрогнул на лице гладиатора. С той же улыбкой, с какой он до этого насмехался над хозяином, юноша стойко выдержал боль. Но едва гигант выпустил его руку, он сразу весь подобрался, как тигр перед прыжком, волосы у него встали дыбом, и он с громким, яростным криком бросился на хозяина, который, хоть и был огромен, потерял равновесие и грохнулся на землю с таким шумом, словно скала рухнула, а рассвирепевший противник упал на него.
Еще несколько минут – и хозяину, пожалуй, не понадобилась бы и веревка, которую так любезно предлагал ему Лидон. Но, услышав шум, на площадь прибежала женщина, которая до тех пор была в доме. Эта новая противница была достойна гладиатора: рослая, сухощавая, с руками, способными на объятия отнюдь не ласковые. И неудивительно: нежная подруга виноторговца Бурдона некогда, как и он, сражалась на арене и выступала даже в присутствии самого императора. Говорили, что сам Бурдон, непобедимый на поле битвы, нередко уступал пальму первенства своей милой Стратонике. Едва это «нежное» создание увидело, какая опасность грозит ее худшей половине, она, не имея иного оружия, кроме того, которым снабдила ее природа, накинулась на гладиатора и, обхватив его вокруг пояса длинными, как змеи, руками, внезапным рывком оторвала от тела своего мужа, хотя гладиатор по-прежнему сжимал горло Бурдона. Так иногда какой-нибудь злобный конюх хватает за задние ноги пса и оттаскивает его от поверженного врага, и пес, поднятый на воздух, бессильный, все еще тянется к ненавистному горлу. Тем временем гладиаторы, радостные, довольные возбужденные видом крови, столпились вокруг дерущихся, ноздри их раздувались, губы кривились в усмешке, глаза были прикованы к окровавленному горлу одного и стиснутым пальцам другого.