Последние дни Нового Парижа - стр. 17
Он подходит к перекрестку Гарибальди и бульвара Пастера. За ставнями видны угасающие свечи. Эти дома – крошечные коммуны. Семья в каждой комнате, в печах жгут обломки стульев, между стенами пробурены дороги. Дома-деревни. Тибо засыпает и во сне плетется по Османовским бульварам.
Ему снится, как Элиза падает с залитым кровью лицом. Он видит Виржини, Поля, Жана и остальных – он понимает, что опоздал, и ничего не остается, кроме как баюкать головы умирающих во тьме леса.
Тибо не плачет, но и не просыпается, хотя продолжает идти. Черты его лица вновь складываются в насмешливую гримасу горожанина.
На перекрестке, залитом белым светом луны, что-то шевелится, и Тибо замедляет шаг. Два скелета. Они шевелят конечностями, лишенными плоти. Неспешно идут по кругу.
Тибо замирает. Мертвые ступни звонко ударяют по мостовой.
Ален, лучший офицер, которого когда-либо выбирала голосованием его ячейка, отнесся бы к таким аккуратным остовам Дельво, залежам окаменелостей или распростершимся скелетам Мальо, вновь и вновь распадающимся на части, с большим уважением. Это не помешало троим манифам заколоть его насмерть жарким июньским днем обломками собственных костей.
Тибо отступает. Он не хочет воевать с манифами.
Его орган чувств, его новая мышца судорожно вздрагивает от внезапного всплеска манифской энергии. Та нахлынула откуда-то еще. Он пошатывается. Новый всплеск оказывается таким сильным, что он складывается пополам.
Слышен быстрый треск выстрелов. Скелеты не останавливаются. Звуки доносятся с севера. Они не на пути Тибо, но близко, и что-то в нем вышло из-под контроля, что-то им овладело, и потому он бросается бежать – к собственному удивлению, туда, где раздается стрельба.
Через границу, в седьмой арондисман. У него закладывает уши. Новый выстрел. Тибо чувствует запах сока.
Авеню Бретей заросла осинами. Их ветви тянутся к домам. Комплекс Дома Инвалидов, обширной и некогда процветающей старой военной зоны, не виден, его заслонила тысячелетняя растительность. Фонарные столбы торчат из переплетения корней и с крыш, над лесом. Собор Святого Людовика покрылся корой. Музей Армии пустеет под медленным натиском растительного хаоса, любопытный подлесок неделю за неделей вытаскивает оружие из стеклянных витрин и уносит прочь.
Еще один выстрел: стая ночных тварей рассеивается. Слышится смех. Женщина выбегает из леса. Она в очках с толстыми стеклами, твидовых брюках и жакете, вся перемазана лесной грязью. Она с трудом тащит тяжелые сумки и снаряжение, размахивает пистолетом.
Рычание, шумное дыхание. Из леса за нею выбегают существа, несутся странной нетвердой рысью.