Последние дни Нового Парижа - стр. 16
Его пули не летят по прямой. Посредине полета они меняют траекторию и настигают существо в прыжке, отбрасывают на стену с глухим ударом, и там оно, подергав конечностями, тает и превращается в смолу.
Тибо ждет. Дуло винтовки дымится. Ничего не происходит. Он делает шаг к мертвой женщине, чтобы ее перевернуть, но останавливается и прячет лицо в ладонях, сам не зная, заплачет ли. Теперь он не сможет заснуть.
Через два дня после неудачного нападения «Руки с пером» на не-демонов, когда Тибо завтракал куском черствого хлеба, Виржини положила на стол перед ним книгу.
– Что это такое? – сказал он.
Она пролистала гравюры и отыскала существо с трубой вместо рта, шипастый хвост, орду демонят. Он узнал их. Они осаждали того же святого Антония, которого видели в нескольких кварталах отсюда.
– Это Шонгауэр.
– Где ты это взяла?
– В библиотеке.
Тибо покачал головой, не зная, глупость это или храбрость с ее стороны. Ограбить библиотеку! Книги таили в себе опасность.
– Дело вот в чем… – продолжила она. – Этот маниф, с гравюры. Я не думаю, что он возник сам по себе. Это очень далеко. Ну, от сердца С-взрыва.
Изобильные ударные волны взрыва оживили не только видения сюрреалистов. Одновременно с ними родились на свет образы символизма и декаданса, грезы предков сюрреалистов и тех, кого они любили, призраки из их прото-канона. Теперь злобный десятиногий паук Редона охотился в конце улицы Жана Лантье, клацая зубищами. Фигура с лицом, составленным из фруктов, как на картине Арчимбольдо, бродила вблизи от рынка Сен-Уан.
– Я еще понимаю, если бы это оказался Дюрер, – продолжила она. – Или Пиранези. Но Шонгауэр? Он важен и все-таки, по-моему, не настолько близок к самой сути, чтобы воплотиться в жизнь спонтанно. Мне кажется, кто-то намеренно призвал эту гравюру.
– Кто? – спросил Тибо. – И зачем?
– Нацисты. Может быть, им нужны демоны, которые лучше повинуются приказам. Мне кажется, им нужны собственные манифы. – Виржини немного помолчала. – Мне кажется, они еще не забросили попытки.
Они посмотрели друг на друга. Представили себе, как враги вытаскивают образы со страниц, используя непостижимым образом сооруженные механизмы призыва.
– Сам фюрер, как ни крути, художник, – угрюмо прибавила Виржини.
Репродукции его отнюдь не шедевральных акварелей с неуверенными линиями, безликими людьми, милыми, но бессодержательными и пустыми городскими фасадами распространялись в оккультном Париже как раритеты. Виржини и Тибо обменялись понимающими презрительными взглядами.
Каков бы ни был их источник, демонические манифы оказались слабыми, им даже не хватило силы воплотиться в жизнь полностью. «Вероятно, они все еще там», – думает Тибо. Бесконечно поедают тупую добычу с лицом святого, а та все никак не заканчивается.