После финала - стр. 25
За моей спиной открывается дверь. Я делаю глубокий вдох. Часто моргаю. Гребу лапами. Чайник вскипел. Я изображаю на своем лице улыбку, и отражение в раковине криво улыбается мне в ответ. «Греби лапами, греби, греби». Наверное, это Никки Слейтер или ее муженек. А может быть, новый родитель, еще не оправившийся от потрясения и жаждущий поддержки и участия.
Кто-то обнимает меня за талию, и жесткая щетина щекочет мне шею.
– Привет, солнышко. Вот я и вернулся.
Я роняю кружку, и она со звоном ударяется о стальную раковину. Макс. От него пахнет путешествиями и кофе.
– Удивлена?
Я круто поворачиваюсь. Сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Как ты узнал?
– О чем?
– Что ты мне так нужен именно сейчас.
И я начинаю плакать, не в силах выдержать навалившийся груз.
Макс берет в руки мое лицо. Под глазами у него синяки.
– Просто я почувствовал то же самое.
В последние несколько месяцев мы балансировали между надеждой и отчаянием, словно раскачиваясь на неумолимых качелях. Мы научились быть осторожными, научились спрашивать, а не предполагать, научились жить одним днем и даже часом.
Поэтому, когда Дилан приходит в себя, мы продолжаем осторожничать. И даже когда доктор Халили сообщает нам, что теперь можно перейти на носовую канюлю, мы боимся верить, что все обошлось. Мы приходим в восторг, когда наконец видим лицо сына без маски и трубки, но все еще сдерживаем нахлынувшую волну радости.
– Смотри, у него порозовели щечки!
– Пока рано радоваться.
– Какое счастье, что у него стабильные показатели!
– Посмотрим, что будет дальше.
Мы по очереди льем холодную воду на искорки надежды, не давая им разгораться. И все же, когда проходят сутки, а потом двое и мы понимаем, что удаление трубки заканчивается удачно, надежда вспыхивает несмотря ни на что.
– Он дышит, – чуть слышно шепчет Макс.
Он смотрит на нашего мальчика. Канюлю из носа уже извлекли, и она лежит на подушке, просто на всякий случай. Я наблюдаю за уровнем кислородного насыщения на мониторе, он колеблется в районе девяноста трех процентов. У здоровых детей этот показатель составляет от девяноста шести до ста процентов, но для Дилана и девяносто три – отличный результат. Просто замечательный.
– Он дышит, – повторяю я.
Мы смотрим друг на друга, не решаясь произнести вслух то, о чем оба думаем. «Он выкарабкается».
Макс кивает.
– Дышит сам.
Дилан, повернув голову, смотрит на папу, словно говоря: «Конечно, дышу – разве вы в этом сомневались?»
– Ну, как он? – Никки с Коннором вернулись из столовой.
Лиам тоже подключен к аппарату, но об отключении речи пока не идет. Им, наверное, обидно, что чужой ребенок уже дышит самостоятельно, а их собственный никак не поправится.