После финала - стр. 24
Ответ приходит почти сразу.
«Я тоже соскучился. Скоро буду дома».
Три смайлика поцелуя.
«Один для тебя, один для меня и один для нашего малыша, – написал мне Макс в те далекие времена, когда я сообщила ему, что беременна. – Букет поцелуев».
На глаза наворачиваются слезы, но я не позволяю им пролиться. Я поднимаюсь, заворачиваю остаток сэндвича в фольгу и выбрасываю его в мусорную корзину. Включив чайник, я хожу по комнате, вытягивая шею из стороны в сторону, и чувствую, как она похрустывает, то ли жалуясь, то ли от облегчения.
На журнальном столике лежит тетрадь, которую вручила мне Шерил, когда я спросила у нее, можно ли мне завести книгу предложений.
– Это не для сотрудников клиники, а для родителей. Особенно новичков. Чтобы они могли получить совет и обменяться опытом, – объяснила я ей.
– Отличная идея. Я принесу вам тетрадь.
Я думала, что у них есть шкаф с канцелярскими принадлежностями или что-то в этом роде, но когда на следующий день Шерил дала мне толстую тетрадь со спиралью, я заметила на обложке ценник. Я попыталась отдать ей деньги, но она и слышать об этом не хотела.
Открыв тетрадь, я смотрю на свою последнюю запись.
«Сюда можно заказывать пиццу! Дайте им адрес больницы и встречайте посыльного на входе».
Об этом мне сказал один из санитаров, когда увидел, с какой тоской я смотрю на пустой торговый автомат. Мы с Максом заказали пиццу пепперони и набросились на маслянистые куски, словно это были деликатесы из дорогого ресторана.
Над моей записью кто-то вывел аккуратным почерком:
«Выйдя из отделения, поверните налево и пройдите через автостоянку. Там растет огромный дуб, а под ним есть скамейка. Идеальное место, чтобы посидеть и поразмышлять».
Я знаю эту скамейку. Это и вправду чудесное тихое место. Сняв колпачок с ручки, я пытаюсь найти слова для издерганных и растерянных родителей, которые не знают, что делать, куда идти, что говорить и как им со всем этим справляться.
Потом надеваю колпачок обратно. Кровь гулко пульсирует у меня в ушах, и волна страха и отчаяния вдруг накрывает меня. Я встаю и иду к раковине, почему-то вспоминая о лебедях, которых мы с Диланом кормили на Стрэдфордских каналах. Интересно, они когда-нибудь выдыхаются, беспрестанно гребя лапами, чтобы удержаться на поверхности? Что будет, если силы покинут их, как это происходит со мной, и они больше не смогут беспечно скользить по водной глади? Что?..
Пошатнувшись, я опираюсь на стену, глядя на свое искаженное отражение в стальной раковине. «Ну почему я, почему мы, почему мой сын, – беззвучно повторяю я, думая о лебедях, которые без устали гребут лапами, такие спокойные и безмятежные. – Ну почему это выпало мне, почему нам, почему нашему сыну?»