Порубежники. Далеко от Москвы - стр. 78

Во весь этот разговор Матвей молчал и смотрел на Серафиму, которая уже вернулась в бабий кут с краюхой хлеба. Усевшись на сундук, она разломила ржаную горбушку на три одинаковых куска и каждый слегка присыпала солью. Рядом с ней уже нетерпеливо топталась ребятня и, раздав им угощение, Серафима наконец глазами встретилась с мужем. Она всё поняла без слов, нахмурилась и отвернулась к ребятишкам, что сияя от счастья, торопливо жевали подсоленный хлеб. И как раз когда старый Мефодий сказал, что послать ему некого, Серафима вздрогнула, подняв на Матвея полные слёз глаза, тихо кивнула. Младший Лапшин слабо улыбнулся, кивнул в ответ и решительно объявил:

– Ладно, бать. Коли так, я пойду.

Когда белёвских дворян отпустили в новые поместья, Кудеяр покинул город первым. Пока государево войско гуляло в кабаке Корнея Семикопа, где новый целовальник всех угощал, бывший послужилец Тишенков уже с заводным конём мчался в сторону Бобрика. После полудня он свернул с большой дороги к Оке, пересел на свежую лошадь и в первых предрассветных сумерках въехал на Менялый хутор.

В этот раз Кудеяра никто не встречал. Оказавшись у ограды, он встал на стременах и с тревогой посмотрел в сторону сеновала – кони всё ещё были там. Все десять скакунов бродили по загону, и Тишенков облегчённо вздохнул.

Приободрившись, Кудеяр проехал к ближайшей избе. Крупный облезлый пёс выскочил из темноты и зарычал с угрозой, но, потянув носом воздух, дружелюбно завилял хвостом, лёг на пузо и подполз к Тишенкову. Тот оттолкнул собаку ногой и, не обращая внимания на её обиженный скулёж, прошёл в дом. В первой половине пятистенка густо висел чад курно́й печи, а запах свежего хлеба мешался с кислой вонью пота. Слева от двери, на больших нарах у очага вповалку лежали несколько мужчин, справа из-за холщовой завесы глухо доносился женский разговор и детский плач. Молча, ни с кем не здороваясь, Кудеяр прошёл в другую половину. Она была больше первой, но стоящий в центре огромный дубовый пень превратил её в маленькую тесную каморку. По краю необычного стола кольцом растянулись блюда с остатками еды, кружки и кувшины, а по центру в неровном дрожащем свете лучины лежали двухцветные кости для зерни. Сладко пахло вином и табачным дымом.

– О-о-о! Кара инде40, кого к нам добрым ветром нанесло. – Свист с добродушной улыбкой раскинул руки, словно ждал, что гость кинется к нему в объятия. Главарь заповедников сидел напротив двери по другую сторону пня, а перед ним лежал взведённый арбалет, и стальной наконечник болта зловеще мерцал в кровавом отблеске лучины. Свист разрядил оружие и бросил короткий взгляд за спину Кудеяра. – Тыныч. Спокойно, свои.