Портрет с пулей в челюсти и другие истории - стр. 31

Одним из уцелевших эсэсовцев был Карл Френцель. Ему не нужны были ни сапоги, ни новый мундир, ни мебель. После войны его приговорили к семи пожизненным срокам заключения. В 1984 году дело пересматривалось. Процесс проходил в Хагене. Блатт выступал свидетелем обвинения. Он отлично помнил Френцеля. Когда они с родителями и братом вышли из вагона в Собиборе, Френцель лично производил селекцию и отправлял людей в газовую камеру. Накануне, еще дома, Тойвеле выпил молоко, предназначенное на несколько дней. Мать сказала: не пей столько, оставь на завтра. Назавтра они стояли на платформе в Собиборе. Видишь, сказал он матери, а ты хотела оставить молоко на сегодня. Это были последние слова, сказанные им матери. Он слышит их пятьдесят лет. Хотел поговорить об этом с психиатром, но некоторые вещи трудно объяснить американским врачам. Френцель послал женщин с детьми налево и с хлыстом в руке подошел к мужчинам. Крикнул: портные, шаг вперед. Тойвеле был маленький, тощий, не выглядел даже на свои пятнадцать лет и не был портным. Никаких шансов уцелеть у него не было. Он смотрел Френцелю в спину. Сказал: я хочу жить. Повторил это несколько раз. Шепотом, но Френцель обернулся. Крикнул: komm raus du kleiner![49] – и отправил Тойвеле к остающимся мужчинам. Блатт рассказал об этом на суде в Хагене.

Френцель давал показания, находясь на свободе. В перерыве он спросил, не согласится ли Блатт с ним поговорить. Они встретились в гостиничном номере. Вы меня помните? – спросил Блатт. Нет, сказал Френцель. Ты тогда был маленький. Блатт поинтересовался, почему Френцель захотел с ним поговорить. Чтобы попросить прощения, сказал Френцель. Оказывается, он хотел попросить прощения за двести пятьдесят тысяч евреев, убитых в газовых камерах Собибора.

Блатт был свидетелем обвинения еще по нескольким делам. В частности, по делу начальника гестапо в Избице Курта Энгельса. Того самого, который надел его отцу на голову терновый венец. Тойвеле чистил ему мотоцикл. Отличная была машина, с коляской и двумя блестящими щитками с обеих сторон. На щитках выгравированы черепа. Энгельс требовал, чтобы черепа были начищены до блеска. Тойвеле часами их надраивал. Отличное было занятие: когда он возился с мотоциклом, ни один немец его не трогал, даже во время облавы. На Энгельса работал еще один еврейский мальчик, Мойшеле. Он был родом из Вены. Ухаживал за садом. Энгельс беседовал с ним о цветоводстве. Мойшеле ему нравился. Ты славный малый, говаривал он. Погибнешь последним, я лично тебя застрелю, чтоб не мучился. На следствии Блатт подтвердил, что гестаповец сдержал слово. После войны Курт Энгельс открыл в Гамбурге кафе. Называлось оно “Кафе Энгельс”. Заведение приглянулось местным евреям, в одном из помещений там устраивала собрания гамбургская еврейская община. В шестидесятые годы Энгельса разоблачили. Блатт выступал свидетелем на процессе. Под конец ему показали пятнадцать мужчин, и прокурор спросил, кто из них обвиняемый. Энгельс улыбнулся. У него до сих пор желтый зуб, сказал Блатт. Надевая отцу терновый венец и хохоча, Энгельс сверкал этим желтым зубом.