Портфолио не предлагать - стр. 22
– Представляешь, сколько денег уйдет на твои фантазии? – возмущался он, стоя внизу, в просторной прихожей, плавно переходящей в столовую.
– Да, представляю. Но я не представляла, какой ты… ! – кричала я со второго этажа, не решаясь вставить обидное слово. Как участнику боевых действий, ему досталось лишь удостоверение, позволяющее бесплатно ездить на автобусе и посещать музеи. Ни выплат, ни квартиры он не получил. Хорошо зарабатывать в Вятанске было трудно. Гордей ездил на вахту в Москву.
Когда я открыла дверь и включила свет в прихожей, то поняла, что в доме действительно никого нет. И уже давно. Бросила сумку у двери и почти бегом поднялась по лестнице в свою комнату. Мне захотелось прямо сейчас заглянуть в ту самую коробку, где лежало то самое письмо. Я хранила ее в ящике письменного стола и периодически доставала, чтобы перебрать свои сокровища или добавить что-нибудь новенькое. Недавно я положила туда ключ от прабабушкиного дома, который передала мне мама в ночь лунного затмения. Письмо от Гордея лежало в самом низу – я много лет уже его не открывала, но знала наизусть. Благодаря адской технике, я убедилась в этом, рассматривая знакомые буквы…
Письменный стол был угловым, со множеством удобных полочек, где я расставляла книги, фотографии, разводила творческий бардак и знала, что это – мое убежище. Здесь я сидела ночами, когда заканчивала срочные статьи и медитировала в поисках заголовков на фарфоровую конструкцию из трех зеленых черепах и мягкую игрушку – улитку Багажку, так в Коромысловке называли озерные ракушки, свернутые спиралью.
Даже сейчас, когда я сидела за любимым столом, взгляд невольно натыкался на то, что Гордей не успел (или не хотел?) доделать. И даже провод от удлинителя путался под ногами и бесил, когда в нем путалась я. Поддев ногой, я отбросила его с середины комнаты к стене, и, захватив мамин дневник, который укоризненно смотрел на меня сиреневой обложкой, спустилась на первый этаж в кухню за чаем. Налила в прозрачную чашку черный цейлонский. Я специально завела такие чашки, чтобы видеть, как насыщенный цвет заполняет емкость и чаинки отдают свой аромат. И не признавала чуть теплого блекло-безвкусного напитка. Когда горячая волна уже разбежалась по жилам, я взяла в руки сиреневую тетрадь.
Ровные заостренные буквы, похожие на миндальные орешки, плотно заполняли все страницы. Я пока просто листала их, не вчитываясь в слова. И вдруг на пол спикировал сложенный вдвое листок, тоже с миндальными буковками. Это было письмо. Вверху, крупными буквами подписано – Асе, а даты не было. Отложив тетрадь, я взяла листок в руки. И тут же снова выронила. В дверь тихонько постучали.