Полымя - стр. 55

«Мужчина! – стегнул по плечам гневный голос. – Вы что творите? Как вам не стыдно?!»

Егоров обернулся. Паломница в показательно убогом платье смотрела на него с ужасом и, в общем-то, праведным возмущением.

«Мне-то? – задумчиво проговорил он. – Мне не стыдно».

Участковый пошел к мосту, на сто процентов зная, что сейчас происходит у него за спиной. Шмотки тетка споро отгребла в сторону, а монеты собирает и ссыпает в банку, и наверняка ее станет больше, этой мелочи, паломницы добавят, пожалев побирушку. Только все это его теперь не касалось.

Он забрался в «уазик» и уехал.

А Тютелька… Он появился в Покровском через полтора месяца, сам добрался на попутках и был весь из себя бодрый, разговорчивый, в одежке с чужого плеча. О своем отсутствии плел разное: что гостил в Твери у армейского дружка, что получил путевку в санаторий для инвалидов, что встретил в райцентре фигуристую дамочку и она в него с ходу втюрилась, жить к себе зазвала, а он и не отказал, но потом они характерами не сошлись: дамочка командовать стала, а он человек гордый… Заливал Тютелин напропалую, и продраться сквозь его вранье было невозможно, хотя мужики и пытались, подносили стопочки. И все напрасно, хотя в убытке они себя не чувствовали – слушать было занятно. А Тютельке только того и надо было – чтобы интерес к нему имелся и стакан не пустел.

С таким жизненным подходом спиться – запросто, но горьким пьяницей Тютелин все же не стал. Лишь закалился. И потому гармонии в Покровском как не было, так и не стало: богачи не объявились, пропойца тоже, один дурачок в наличии.

-–

– Вот что, – сказал Егоров, взглянув на поникшего, зажавшего меж коленей ладони Славку. – Пойдем-ка отсюда, друг сердешный, нечего здесь делать.

– А я уже все сделал.

Участковый поднял голову. Да уж… Ничего не осталось от погоста. У деревни сейчас новое кладбище, а здесь вскоре после войны хоронить перестали. Завалились кресты, попадали оградки, все заросло репейником и лопухами, а по краям борщевик поднялся, будь он проклят. На всем погосте две-три могилы в приличном состоянии, это тех, чьи дети-внуки-правнуки до сих пор в Покровском живут, они и присматривают. И еще один холмик ухожен, ради него сюда Колычев и ходит.

Егоров встал.

– Ты, Слава, завтра с утра ко мне. Будем твой косяк исправлять.

– Хорошо.

Колычев тоже выпрямился, вот же детина вымахал!

– Пойдем.

– Я сейчас, дядя Игорь, мне только цветы поправить.

Перед могилой Славка опустился на колени и поклонился до земли – буквально, коснувшись лбом примятой травы. Поправил букетик полевых цветов – тот лежал вдоль, а он его положил поперек, наверное, так ему казалось красивее.