Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - стр. 8

В 2000 г. появилась статья Натаниэля Найта «Григорьев в Оренбурге, 1851–1862: «Русский ориентализм на службе Империи?»[5] Автор попытался, анализируя взгляды и научно-административную карьеру известного востоковеда В.В. Григорьева, оценить применимость и полезность теории ориентализма к контексту Российской империи. Найт обращает внимание на несколько вещей. Первое – Григорьев рассматривал изучение Востока не как постижение «далекого и экзотичного “другого”», а как познание самой России, которая сама включает в себя элементы Востока. Изучение Востока для Григорьева было стремлением к национальному самопознанию и национальному самоопределению России перед лицом европейского культурного влияния. Второе – Григорьев не ставил знак равенства между «цивилизаторской миссией» России на Востоке и завоеванием Востока. Для Григорьева «цивилизаторская миссия» была скорее культурным присвоением восточных обществ с помощью «примера» и «образования», причем русский ученый представлял этот процесс как взаимодействие культур, а не проникновение русской культуры в бескультурную «пустоту». Все это, как полагает Найт, не вполне соответствует саидовскому определению ориентализма.

Найт не видит, как сугубо востоковедческие занятия Григорьева могли влиять на проведение той или иной политики в регионе, более того, согласно найтовским изысканиям, взгляды Григорьева часто противоречили желаниям и действиям власти, были оппозиционными по отношению к последней. Найт говорит, что восточная политика менялась или не менялась, но не под влиянием знания, а из-за бюрократической инерции и политических интриг. «В случае с Григорьевым, – пишет Найт, – знание не было равно власти»[6]. Пример Григорьева, с точки зрения Найта, позволяет поставить под сомнение мысль Саида, что представление о «другом» обязательно подчиняет этого «другого». Другими словами, «…схема, выдвинутая Саидом для понимания западного ориентализма, должна с большой осторожностью применяться, – если это вообще следует делать, – для изучения России…» [7].

Свои возражения на выводы Найта изложил историк Адиб Халид, который попытался защитить концепцию Саида[8]. В аргументации оппонента он видит изъяны: тот факт, что Григорьеву не удалось сделать административную карьеру, не ставит под сомнение тот факт, что он «страстно» хотел этого и что он все-таки служил на границе империи; негативное отношение к завоеваниям само по себе не отрицает связи между знанием и властью, если только идеалом такой связи не представлять «востоковедов, которые отдавали приказы к выступлению войск». Халид отказывается рассматривать российский случай как нечто уникальное и приводит пример другого русского востоковеда – Н.П. Остроумова, который был создателем множества влиятельных научных текстов по этнографии и истории Средней Азии, исламоведению и пр. и одновременно занимал важные институциональные позиции внутри колониальной власти Туркестанского генерал-губернаторства, определяя и осуществляя политику управления в регионе. «…То, что Остроумов использовал авторитет своих востоковедческих знаний и сочетал их со службой империи, конечно, воскрешает в памяти работу Эдварда Саида, который утверждал, что между знанием и властью в империях существуют тесные связи…»