Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - стр. 28
II Государственная Дума просуществовала недолго и уже 3 июня 1907 г. была распущена Николаем II. Однако Наливкин успел публично выступить на одном из ее заседаний с крайне резкой, левой речью о российском правосудии[108]. Это выступление удивило и разочаровало многих туркестанцев. Как писал Бартольд, «…вместо того, чтобы воспользоваться своим исключительным знанием Туркестана на благо этого края, [Наливкин] произнес ничем не оправдываемую оскорбительную речь против русских судебных деятелей…»[109]. От Наливкина ждали, что он попытается обратить общественное мнение на проблемы Русского Востока, а он сам как будто о Востоке забыл. Логика поведения одного из самых известных востоковедов и туркестанцев явно противоречила ориенталистскому взгляду!
Свои изменившиеся убеждения Наливкин сформулировал в неопубликованной рукописи «Мое мировоззрение», которая датируется 1908 г.[110] Анализируя ее содержание, Лунин писал: «…На первый взгляд читателя подкупают некоторые места рукописи… говорящие о вступлении человечества в “фабричный период”, о приближении эры социализма, которая “освободит человека от рабства у «золотого тельца», у кумира собственности” и т. п. На самом же деле рукопись оказывается густо пропитанной идеологией толстовства, и ход рассуждений Наливкина сводится в основном лишь к мечтам о некоем расцвете “свободного индивидуализма”, об отказе людей от “имущества, которым они могут не обладать”, от следования “стезей наживы”, об их переходе к праведной жизни по принципу “все мое ношу с собой”, ибо всякое лишнее имущество “отнято или украдено у неимущих”, к рассуждениям о “преступлении и наказании” в духе философии “непротивления злу”, к абстрактной вере в торжество “добра и справедливости” и т. д.»[111]
«Мое мировоззрение», которое, кстати, развивает и продолжает многие темы лекции 1882 г., действительно производит странное впечатление. Исходя из тезиса о том, что «мировая материя проникнута мировой силой, мировой энергией, являющей собой основное свойство этой материи», Наливкин выстраивает довольную сложную цепочку умозаключений, которая должна объяснить тотальность и беспристрастность законов природы, с одной стороны, и необходимость-неизбежность вполне определенных социальных порядков и нравственных установлений – с другой. Подробные морализаторские рассуждения на самые разнообразные темы (о чистоплотности, умеренности, трудолюбии, аскетизме и пр.) легко уживаются с утверждением, что «каждое добро, будучи всегда относительным и условным, приводит в конце концов к относительному же злу, и наоборот». Доказывая закономерное вступление человечества в эпоху социализма, автор в то же время обращается к себе: «…Не отдавай резкого предпочтения никакому учению, никакой теории, никакой религии. Все они вышли из рук человека, все они не более как преходящие формы, а потому все они, в целом, а не в обломках, чем старше, тем сильнее распространяют яд трупного разложения…» Провозглашая свои оппозиционные политические предпочтения, он призывает: «…не будь рабом идеи или учения. Поэтому не принадлежи ни к какой секте, ни к политической, ни к религиозной, ибо каждая секта есть религия, а каждая религия есть секта, а сектантство развивает в человеке фанатизм, омрачающий его рассудок…» «…Ничем не дорожа, ни пред чем не преклоняясь и ничего не превознося, – пишет Наливкин, – человек получает возможность ничего особенно упорно и страстно не желать, ничем особенно не огорчаться и ничему особенно не радоваться, что, в свою очередь, открывает пред ним новый горизонт личной, ни для кого не опасной, никому не вредящей свободы…»