Полубрат - стр. 11

Первым поднялся англичанин. Следом встали датчане. Они пожали руку Педеру. Обменялись визитками. – Будем держать связь, – сказал Педер. – Через пару месяцев у Барнума будет готов первый вариант. – Напоминай ему, что это Ибсен, а не платный канал, – сказал Турбен. Педер захохотал: – Не бойтесь, я за Барнумом слежу!

Крутые парни ушли. Мы остались сидеть. Педер безмолвствовал. Этим словом я пользуюсь единственно для него. Когда Педер не желает говорить, он именно безмолвствует. Но сегодня он был безмолвен как никогда прежде. Я давно научился с этим жить. Если я что и умею в жизни, так это общаться с хранящими молчание. Нужно просто играть в молчанку и самому тоже и ждать, кто не выдержит первым. Педер сдался. – Ну вот и славненько, – сказал он и взглянул на меня. – Ты опоздал на три часа, потом явился похмельный, нахамил, но ничего не смог предложить. Ничего вообще. Вот что поразительно. За тебя, Барнум. – Мы выпили, и я заговорил: – Ты видишь Мерил Стрип в роли утки? – Педер отвел глаза. – Барнум, ты ходишь по краю. Порно по Аристотелю! – Что значит «по краю»? – Ты прекрасно знаешь. – Нет, не знаю. – Педер резко обернулся ко мне: – Я вижу это давно, Барнум. Я вижу, как ты опускаешься. И не собираюсь и дальше скатываться с тобой заодно. – Меня вдруг охватила тревога. Я встал. Это вернулось лицо из зеркала, только теперь их был миллион, они выплывали одно за другим и таращились на меня. – Черт побери, Педер, я ненавижу их манеру говорить. Нечто среднее между «Человеком дождя» и «Осенней сонатой»… Весь этот дерьмовый сленг, на котором они щебечут. Ненавижу! – Брось. Я это тоже ненавижу. Но я же не теряю от этого голову. Все так говорят. Так принято. Среднее между «Один дома» и «Выпускниками» или между «В порту» и «Красоткой». Придет день, мы еще сами так заговорим. – Он отодвинул водку, подпер голову руками и снова впал в безмолвие. – Я встретил Лорен Бэколл, – сказал я. Педер поднял на меня глаза: – Что ты сказал? – Я сел. Для такого рассказа мне нужно было сесть. – Я встретил Лорен Бэколл. Я едва не столкнулся с ней. – Педер придвинул стул поближе ко мне и чуть разинул рот: – Ту нашу Лорен Бэколл? – Да, Педер, ту. А разве есть другая? – Конечно нет. Прости. Я не совсем в себе. Все думаю о тех трех денежных мешках, которые только что от нас ушли. – Я взял его за руку, она была мягкая и подрагивала. – Как она выглядела? – прошептал он. Я выдержал паузу. – Как сфинкс, – сказал я. – Как голубой сфинкс, удравший с очерченного прожекторами постамента. – Браво, Барнум. – Педер, шел дождь, а она не мокла. – Я так и вижу это, Барнум. – Думаю, на несколько секунд Педер тоже унесся мыслями далеко. В его лице появилось что-то детское, и я отчетливо заметил мурашки на загривке между ухом и воротником, как будто они навсегда остались там от того вечера в четырнадцатом ряду кинотеатра «Розенборг», когда мы разом положили руку Вивиан на плечо под высокий пронзительный голос Лорен Бэколл, говорившей